Генерал и его армия. Лучшие произведения в одном томе

Другое его «злодеяние» касается вины перед польским народом. В сентябре 1939 года в Бресте, где Гудериан с комбригом Кривошеиным принимали парад советско-германских войск (о таких чудесах молчит святая лира Богомолова!), произошла передача советскому командованию нескольких тысяч пленных польских офицеров. До конца войны в Европе они должны были находиться в России. Трудно сказать, как сложились бы их судьбы в Германии и Польше, – учитывая Освенцим или Маутхаузен, – судьба же Гудериана причудливо свела его с ними вторично: именно его армия, 2-я танковая, захватывала Козельск и Катынь, где впоследствии были обнаружены массовые захоронения этих польских офицеров. Теперь и россиянам известно, что к расстрелам в Катынском лесу немцы отношения не имели, это дела наших славных «органов», но в первые послевоенные годы это было предметом расследования. Об этом в Нюрнбергский трибунал мы тома представили и, разумеется, указали конкретных виновников. И какие авторитетные люди свидетельствовали: патриарх Сергий, писатель и граф Алексей Толстой, хирург Бурденко… В июне 1947 года, однако, все обвинения с Гудериана были сняты (но еще год он провел в заключении, покуда решался вопрос о виновности всего Генерального штаба). Можно понять судей: когда «посыпалось» такое обвинение, на другие прегрешения уже не смотрят так свирепо. Но можно понять и огорчение наших:

было на кого списать персонально эту досадную «ошибку» с поляками – и надо же, вывернулся мерзавец!

В продолжение «польской темы» суд, очевидно, рассмотрел и участие подсудимого в подавлении Варшавского восстания в августе-сентябре 1944 года.

Восстание в ближнем тылу, в городе на Висле, за которой стоят советские войска, следовало подавить – и как можно скорее. Это аксиома войны. (Вот написал я это – и спохватываюсь: ведь скажет Богомолов, что я призывал к беспощадному подавлению

! Может быть, лучше так: «Офицеры и солдаты вермахта должны были поднести повстанцам цветы и выпить с ними на брудершафт»?) Есть и дилемма – превратится ли подавление в операцию боевую или карательную. Кто скажет, что одно не мешает другому, пусть обратится к опыту Чечни. Боевая операция может быть выполнена быстро и малой кровью, операция карательная – с убийствами непричастных, с разрушениями жилищ, без пощады к пленным – затягивается бесконечно. Восстание подняла Армия крайова, ей и надо было противопоставить армию, но для этого включить Варшаву в зону боевых действий сухопутных войск. Генерал-губернатор Франк и рейхсфюрер СС Гиммлер этому воспротивились и уговорили Гитлера оставить Варшаву в подчинении генерал-губернатора. Из тщеславия, объясняет Гудериан. Глядя на Чечню, мы различим это межведомственное соперничество – кому замирять, армии или ОМОНу, и значит, кому достанется больше добычи и орденов. В сознании же противника они едины: «буденновец» Шамиль Басаев расстреливал и летчиков, и «ментов».

Подавление Варшавского восстания было поручено Гиммлеру, а тот возложил эту задачу на группенфюрера СС фон дем Бах-Зелевского, подчинив ему части СС и полиции. Что в таком случае может армейский штабист, отстраненный от операции

? Разве что исполнители сами попросят его вмешательства. Так, Бах-Зелевский сообщил Гудериану «о бесчинствах своих подчиненных, пресечь которые он сам не в состоянии. От его сообщений волосы становились дыбом…». Особенно зверствовали бригада штрафников, старавшихся так искупить свои вины, и бригада Бронислава Каминского, из русских военнопленных, которую причисляют иной раз к власовцам, хотя она в РОА не входила. Не без труда убедили фюрера, что они «действительно, босяки» и чтоб он снял эти бригады с фронта. А Бах-Зелевский «позаботился о том, чтобы Каминского расстреляли, этим он избавлялся от нежелательного свидетеля».

Уже и эсэсовцам стало ясно, что жестокость только вредит делу и затягивает его. Поэтому Гудериану удалось склонить Гитлера открыть повстанцам пути капитуляции, а для этого обращаться с ними как с военнопленными, в духе международного права. Вся беда, что эта директива была в войсках так понята, что нужно отличать военных от гражданского населения. Лидер восстания, генерал Бур-Комаровский, писал, что сами польские командиры «с трудом отличали солдат от гражданских лиц» и не могли никому запретить носить на рукаве бело-красную повязку. А это было отличие повстанца, и с ним поступали как с партизаном.

Я не касаюсь долгих споров о значении и смысле Варшавского восстания, имело ли оно шансы на успех и было ли преждевременным или ему намеренно дали истечь кровью стоявшие за Вислой армии Рокоссовского и Войско польское; речь о конкретном персонаже истории, об его участии, которое сильно преувеличивает Богомолов. Да не мог Гудериан, мастер «молниеносной войны», подавлять восстание два месяца, не надо его путать с Павлом Грачевым.