Читаем Генерал и его армия. Лучшие произведения в одном томе полностью

Я не думаю, что, улети Власов из почти окруженной, погибающей армии, его бы ждала участь расстрелянного Павлова. Все-таки Сталин уже не был тем паникером 1941 года, который расстрелами генералов надеялся остановить повальное бегство. И он успел оценить Власова, его умение и дар полководца. У Богомолова ни слова о Киеве, но Сталин-то помнил, как героически его обороняла 37-я армия Власова и была им выведена, вытащена из стальных клещей Гудериана и фон Клейста, из страшного Киевского «котла», где осталось 665 тысяч пленных. А то, что сейчас он бы покинул 2-ю Ударную, ее бойцов, опухших от голода, которые не то что всех коней, а стружки с их копыт разваривали и ели, – ну что ж особенно ужасного, покидали же войска Ворошилов с братишкой Буденным и ничего, дальше командовали. И Власов бы этот позор как-нибудь пережил, командовал бы другой армией или даже фронтом – и еще сильнее возлюбил бы Верховного за снисхождение и прощение. Да в том-то и дело, что не оставил генерал свою армию! И для Верховного он теперь был – «невозвращенец», убоявшийся ответ держать, а отсюда уже и до «предателя» недалеко.

Несколько лет назад высказывались в нашей, еще советской, печати выжившие бойцы 2-й Ударной. Там довелось мне прочесть и такое признание, что Власов для своей армии сделал все, что мог и должен был сделать командующий. Я бы сказал: он разделил участь своей армии до конца.

Вот здесь, сколь это ни странно, появляется у Богомолова трогающая, человечная интонация. Начинается она с фразы чудовищной, точно из доморощенного компьютерного жаргона: «Когда я массировал компетенцию…» – но далее, вспоминая собственные фронтовые передряги, он все же проникается горестно-трагическим состоянием другого человека, вынужденного 17 суток, как загнанный зверь, скитаться в лесах и болотах, прячась и от своих, и от чужих. Единственное возможное решение – пробиваться из окружения малыми группами – тоже оказалось гибельным. Группа, с которой шел Власов, была немцами, как и другие, перестреляна, частью пленена, частью перемерла, а его самого, прятавшегося в сарае или в церкви, приспособленной под склад, выдали советские крестьяне. Им было за что любить Красную армию и славных ее полководцев – начиная с Тухачевского, а пожалуй, что и пораньше, с ее основателя Троцкого.

На этом, собственно, и кончается сочувствие Богомолова – бомбежки и артобстрелы он пережил, а от плена Бог его избавил. Поэтому, как ни старается он «с позиций общечеловеческой объективности найти хоть какие-то, даже не оправдательные, а всего лишь смягчающие обстоятельства его (Власова) поступков, но не получается».

Оно бы и получилось, и мог бы генерал Власов даже в этой ситуации остаться для нас героем: если б уподобился Михаилу Кирпоносу, командующему Юго-Западным фронтом, который в окружении под Киевом погиб в бою, а по другой версии – застрелился. Почему Власов этой судьбы не принял? Может быть, и тогда, под Киевом, когда узнал о смерти Кирпоноса, была у него такая мысль, и он ее отогнал – в надежде, что повезет ему. Тогда – повезло, и может быть, он надеялся, что и в этот раз выйдет так же. Не вышло. И все же, думаю, недостойно вгонять еще и еще осиновые колья – или, как сам выражается Богомолов, «походя кидать подлянку» – в могилу казненного.

Дважды, с видимым злорадством, он приводит известную фразу Гитлера о Власове: «Он предал Сталина, предаст и меня». Первую часть этой фразы-формулы мы проходили, повторяя бездумно скудные официальные сведения о 2-й Ударной. Может статься, если займемся этой историей всерьез, выйдет наоборот – Сталин и присные его предали Власова.

Вторая часть формулы, строго говоря, тоже не оправдалась вполне. До смерти Гитлера власовцы были верны присяге вермахту, а взяли себе суверенность в первой декаде мая 1945 года, – когда генерал-майор Сергей Буняченко повернул Первую дивизию РОА на помощь восставшей Праге.

Об этом – ни словечка у Богомолова. О Праге он компетенцию не массировал. Дисциплина молчания у него высочайшая. Зато цитируется последний приказ Власова людям РОА – уже из нашего плена – переходить на сторону Красной армии. Сегодня такие приказы нельзя рассматривать всерьез. Цивилизованное сознание не приемлет подобных заявлений от человека, находящегося в плену, в тюрьме, в залоге у террористов и т. п., тем более когда личный контакт с ним исключен.

Генерал и его армия

Перейти на страницу:

Все книги серии Русская литература. Большие книги

Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова
Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова

Венедикт Ерофеев – явление в русской литературе яркое и неоднозначное. Его знаменитая поэма «Москва—Петушки», написанная еще в 1970 году, – своего рода философская притча, произведение вне времени, ведь Ерофеев создал в книге свой мир, свою вселенную, в центре которой – «человек, как место встречи всех планов бытия». Впервые появившаяся на страницах журнала «Трезвость и культура» в 1988 году, поэма «Москва – Петушки» стала подлинным откровением для читателей и позднее была переведена на множество языков мира.В настоящем издании этот шедевр Ерофеева публикуется в сопровождении подробных комментариев Эдуарда Власова, которые, как и саму поэму, можно по праву назвать «энциклопедией советской жизни». Опубликованные впервые в 1998 году, комментарии Э. Ю. Власова с тех пор уже неоднократно переиздавались. В них читатели найдут не только пояснения многих реалий советского прошлого, но и расшифровки намеков, аллюзий и реминисценций, которыми наполнена поэма «Москва—Петушки».

Венедикт Васильевич Ерофеев , Венедикт Ерофеев , Эдуард Власов

Проза / Классическая проза ХX века / Контркультура / Русская классическая проза / Современная проза
Москва слезам не верит: сборник
Москва слезам не верит: сборник

По сценариям Валентина Константиновича Черных (1935–2012) снято множество фильмов, вошедших в золотой фонд российского кино: «Москва слезам не верит» (премия «Оскар»-1981), «Выйти замуж за капитана», «Женщин обижать не рекомендуется», «Культпоход в театр», «Свои». Лучшие режиссеры страны (Владимир Меньшов, Виталий Мельников, Валерий Рубинчик, Дмитрий Месхиев) сотрудничали с этим замечательным автором. Творчество В.К.Черных многогранно и разнообразно, он всегда внимателен к приметам времени, идет ли речь о войне или брежневском застое, о перестройке или реалиях девяностых. Однако особенно популярными стали фильмы, посвященные женщинам: тому, как они ищут свою любовь, борются с судьбой, стремятся завоевать достойное место в жизни. А из романа «Москва слезам не верит», созданного В.К.Черных на основе собственного сценария, читатель узнает о героинях знаменитой киноленты немало нового и неожиданного!_____________________________Содержание:Москва слезам не верит.Женщин обижать не рекумендуетсяМеценатСобственное мнениеВыйти замуж за капитанаХрабрый портнойНезаконченные воспоминания о детстве шофера междугороднего автобуса_____________________________

Валентин Константинович Черных

Советская классическая проза
Господа офицеры
Господа офицеры

Роман-эпопея «Господа офицеры» («Были и небыли») занимает особое место в творчестве Бориса Васильева, который и сам был из потомственной офицерской семьи и не раз подчеркивал, что его предки всегда воевали. Действие романа разворачивается в 1870-е годы в России и на Балканах. В центре повествования – жизнь большой дворянской семьи Олексиных. Судьба главных героев тесно переплетается с грандиозными событиями прошлого. Сохраняя честь, совесть и достоинство, Олексины проходят сквозь суровые испытания, их ждет гибель друзей и близких, утрата иллюзий и поиск правды… Творчество Бориса Васильева признано классикой русской литературы, его книги переведены на многие языки, по произведениям Васильева сняты известные и любимые многими поколениями фильмы: «Офицеры», «А зори здесь тихие», «Не стреляйте в белых лебедей», «Завтра была война» и др.

Андрей Ильин , Борис Львович Васильев , Константин Юрин , Сергей Иванович Зверев

Исторический детектив / Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия
Место
Место

В настоящем издании представлен роман Фридриха Горенштейна «Место» – произведение, величайшее по масштабу и силе таланта, но долгое время незаслуженно остававшееся без читательского внимания, как, впрочем, и другие повести и романы Горенштейна. Писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, Горенштейн эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». При этом его друзья, такие как Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов, были убеждены в гениальности писателя, о чем упоминал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Современного искушенного читателя не удивишь волнующими поворотами сюжета и драматичностью описываемых событий (хотя и это в романе есть), но предлагаемый Горенштейном сплав быта, идеологии и психологии, советская история в ее социальном и метафизическом аспектах, сокровенные переживания героя в сочетании с ужасами народной стихии и мудрыми размышлениями о природе человека позволяют отнести «Место» к лучшим романам русской литературы. Герой Горенштейна, молодой человек пятидесятых годов Гоша Цвибышев, во многом близок героям Достоевского – «подпольному человеку», Аркадию Долгорукому из «Подростка», Раскольникову… Мечтающий о достойной жизни, но не имеющий даже койко-места в общежитии, Цвибышев пытается самоутверждаться и бунтовать – и, кажется, после ХХ съезда и реабилитации погибшего отца такая возможность для него открывается…

Александр Геннадьевич Науменко , Леонид Александрович Машинский , Майя Петровна Никулина , Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Саморазвитие / личностный рост

Похожие книги

Переизбранное
Переизбранное

Юз Алешковский (1929–2022) – русский писатель и поэт, автор популярных «лагерных» песен, которые не исполнялись на советской эстраде, тем не менее обрели известность в народе, их горячо любили и пели, даже не зная имени автора. Перу Алешковского принадлежат также такие произведения, как «Николай Николаевич», «Кенгуру», «Маскировка» и др., которые тоже снискали народную любовь, хотя на родине писателя большая часть их была издана лишь годы спустя после создания. По словам Иосифа Бродского, в лице Алешковского мы имеем дело с уникальным типом писателя «как инструмента языка», в русской литературе таких примеров немного: Николай Гоголь, Андрей Платонов, Михаил Зощенко… «Сентиментальная насыщенность доведена в нем до пределов издевательских, вымысел – до фантасмагорических», писал Бродский, это «подлинный орфик: поэт, полностью подчинивший себя языку и получивший от его щедрот в награду дар откровения и гомерического хохота».

Юз Алешковский

Классическая проза ХX века