Генерал и его армия. Лучшие произведения в одном томе

Говорит Богомолов, что я в своей статье высказываю «недоверие к советским источникам и архивам», и советует мне все же их почитывать – «прежде всего, доступные в последние годы архивные военные документы 1941–45 годов». Все, конечно, наоборот, я призываю архивы открыть пошире; однако ж я не вчерашний на свете и многое из того, что стало Богомолову «доступным в последние годы», я давно для себя «рассекретил» – при встречах с маршалом К. А. Мерецковым, с генералом М. Ф. Лукиным (который был в плену вместе с Власовым), с генералом-танкистом В. М. Бадановым (который общался с майором Гудерианом в пору его свободных поездок по нашим заводам и полигонам), с генералом П. Г. Григоренко (в романе упомянутым в связи с приказом Жукова о расстреле семнадцати командиров на Халхин-Голе, позднее им же и награжденных); да, наконец, и сам я в некотором роде поучаствовал в создании этих источников, сделав «литературную запись» воспоминаний генерала П. В. Севастьянова для известной серии «Военные мемуары» Воениздата; а был мой соавтор членом Военного совета в 40-й армии К. С. Москаленко – и порассказал мне о художествах «командарма наступления», сперва без пользы растратившего свою армию на Букринском плацдарме, а затем переметнувшегося на плацдарм Лютежский, чтобы отнять 38-ю армию у Н. Е. Чибисова – на том основании (которое придумали они с Хрущевым), что столицу Украины должен освобождать командарм-украинец. И весь эпизод с подарками Хрущева «от лица Военного совета фронта» я не придумал – с коньяком, шоколадом, именными часами, но главное – с украинской вышитой рубашкой, должной напомнить русскому Чибисову, что он – чужак и в лучшем случае может попеть в хоре, но не сольно. Это поняли все командармы и Жуков, это поняли многие читатели, этого не понял г-н Богомолов.

И, как свойственно бывает непонимающим, он же моих генералов презирает, они кажутся ему по уровню «колхозными бригадирами», которые «и чеховскую „Каштанку“ не одолели бы…». Сравнение с колхозными бригадирами заимствовано у Солженицына, он так отозвался о маршале Коневе. Не скажу, что удачно, эти бригадиры, бывает, меж собою говорят весьма неглупо, хотя и не всякому понятно. Что же до генералов, никому не посоветую счесть кого-нибудь из них заведомым недотепой или тупицей – «Каштанку» он, может быть, и не прочел, но сражение у вас, умника, выиграет. Просто у него ум другой, а точнее – он другое, чем мы думаем, существо.

Если бы даже я не узнал всех других, кого тут перечислил, мне бы все возместило долгое общение с Петром Григорьевичем Григоренко. Его, разжалованного Брежневым, называли генералом и друзья, и тюремщики, и даже гэбисты не придумали оперативной клички иной, чем Генерал. Общаясь с ним, вы понимали, что генерал – это не столько звание, сколько – характер, особенность разума, замечательное умение быть всегда старшим, взять на себя ответственность, принять единственно верное и неотменимое решение. Впрочем, сам Петр Григорьевич мне на это возразил, что генералы – люди разные, а в общем они такие же, как все прочие, только процент порядочных среди них поменьше, а процент сволочей – побольше. Видимо, он имел в виду «отрицательную селекцию». Согласимся, что и ответ – генеральский. И кстати, задушевным другом ему был знаменитый диссидент И. А. Яхимович, из председателей колхоза. А в председатели он откуда попал? Из бригадиров.

По мнению Богомолова, я наших славных командармов «опустил», и главный герой у меня, генерал Кобрисов, – «опущенный». Слова – из чекистского лексикона. В знаменитом «Справочнике по ГУЛАГу» Жака Росси их нет: либо еще не привились, либо не взяли их блатные в свой жаргон, уж больно элегантные, тонкие, хоть смысл их страшен. «Опустить» – это лишить статуса, унизить беспредельно, раздавить личность. «Опускали» инакомыслящих, сажая в «пресс-камеры», где их насиловали уголовники-педерасты – и бывало, «опущенный» кончал с собою, будь то в лагере, где он становился неприкасаемым изгоем, или выйдя на свободу и узнав, что сломлена, как говорят, его «сексуальная ориентация». «Опускали» эмигрантов, публикуя их откровения в письмах на родину или что-нибудь из сплетен и взаимных обвинений. «Опускала» автора этих строк в 1987 году главная писательская газета, публикуя куски из писем, захваченных при обыске, – упоенно высмеивалась моя просьба прислать, за мои же кровные, джинсы такого-то размера; в науке «опускания» всегда в цене что-нибудь первоэтажное. При этом почтенная газета не сообразила, что сама же «опускается» ниже пояса, что, впрочем, всегда и бывает, «опускание» – процесс обоюдный. Вся беда, что «опускающие» сраму не имут и поэтому их «опустить» нельзя.