Голоса тишины

Начиная с XVII века в области воображаемого воцаряется человек вне закона, и с каждым столетием – всё больше и больше. Рождение джентльмена-громилы, персонажа столь же реального, как Кот в сапогах, отнюдь не той же природы, что, кстати, запоздалая идеализация кондотьера. Если в середине XIX века в живописи вымысел исчезает, то, быть может, потому, что художники не верят более ни в легендарных персонажей былых времён, ни в персонажей новой фантастики. Делакруа живописует легенду сквозь призму поэзии, но не романа. Никто не изображает героев «Парижских тайн», которые, тем не менее, захватывают воображение Европы: начиная с Бальзака современный вымысел интерпретируется иллюстраторами; «

Три мушкетёра» и «Отверженные

» – это последние легенды; родился Флобер. Искусство будет искать свою долю чудесного в экзотике и в истории, изучение которой постепенно разрушит фантастику… Последний «положительный герой» французов – Наполеон: осторожный Мейссонье изобразит его уже побеждённым; трудно себе представить, чтобы Сезанн написал его портрет. Никакая другая фигура не заменила фигуры Наполеона; разрушенному внутреннему миру соответствует обезлюдевший воображаемый мир, из которого ушли его святые и герои.

Вряд ли благоразумно считать, что в современном мире массы людей ожидают от искусства непременно глубоких эмоций. Напротив, нередко эти эмоции поверхностны и наивны и не выходят за пределы любовного и набожного сентиментализма, склонности к насилию, отчасти жестокости, коллективному тщеславию и чувственности. Мужчина, женщина, которых Сопротивление соединило с массой близких по духу незнакомцев, ожидают в кино, куда они заходят, скорее мир романтический, нежели выражение их братства; наслаждение же романтизмом не объединяет людей, оно их разобщает. Тысячи людей может объединить вера или надежда на революцию, но (исключая язык пропаганды) тогда это не массы, это – ближние, часто сплочённые во имя того, что в их собственных глазах значит больше, чем они сами. Любое коллективное достоинство рождается из общности. И никакая глубокая общность не ограничивается чувством: христианство и буддизм вызвали к жизни сентиментальные искусства, но только Христос был отстранён, и не нашлось ни нового Шартра, ни нового Рембрандта: нашёлся Грёз. В цивилизациях, которые объединяла некая Истина, искусство благодаря высочайшему вымыслу воспитывало важнейшую сторону человека. Но если общественная очевидность рушится, высвобождающийся вымысел обнаруживает присущую ему силу воздействия. Эта сила нуждается в создании воображаемого, но не идеального мира. Искусство стремится вынудить её добиваться качества; она может без него обойтись, – и коммерческое кино приходит на смену соборам. Тогда мир чудесного прибегает к комическому, и на пространстве внутреннего распадающегося мира, мира расстроенного воображения, множатся разновидности искусства потребления.

Леон Бонна. «Портрет мадам Альбер Каэн д’Анвер», 1891 г.