Голоса тишины

Как и многие иные восточные стили, их стиль родился из необходимости изображать то, что в рациональном смысле не может быть изображено; изображать сверхчеловеческое посредством человеческого. Не мир, но то, что в мире или за его пределами стоит того, чтобы быть изображённым. Наверное, в Византии существовали и другие искусства, хотя бы народные, и нет такого великого стиля, даже связанного с человеком, как в греческом искусстве, который не находил бы робких противников в области прикладных искусств. В славянском мире идея о том, что любое художественное качество связано со стилизацией, было так ярко выражено, что полувизантийская, полуперсидская стилизация обнаруживалась вплоть до лакированных коробок, и в 1910 году формы для тортов кажутся средневековыми деревянными изделиями. Однако русская революция, объединив изображения скорбящего Христа

на Севере России, показала в рамках православной стилизации искусство, столь же отличающееся от икон, как бретонские распятия отличаются от искусства Фонтенбло, существовавшее в одно время с ними. Прикладное или народное искусство нередко использует недолговечные материалы, но мы начинаем знакомиться с народным творчеством доколумбовой эпохи, разгадывать танагрские византийские статуэтки…

Трудно найти что-либо более проясняющее смысл великих византийских форм, чем капители Святой земли, где некий скульптор, возможно, из Пуату обратился к пророкам Восточной империи, словно к изображениям, трансформируя упорно вопрошающих сумерки Босфора в чеканные фигуры с вьющимися бородами. Ни его талант, ни отклик его романской души не избавляют от вмешательства в область человеческого эти персонажи, которые утрачивают своё магическое величие. Багдадский двор скорее принимал византийское сказание: оно ещё у себя в псалмодии, провозглашающей, что «нет иного Бога, кроме Бога»; оно уже не у себя в мире листвы и животных, который романское искусство смешивает со своим жёстким лепным узором. Основные противоречия, которые разведут Муассак и Византию, подобно тому, как они разделяют мысль папы и мысль Керулария[200]

, возникли оттого, что для Запада византийский стиль стал не выражением высшего идеала, а декорумом. Поскольку средства физического воздействия (тень, золото, таинственное величие) отброшены, а смысл стиля не понят, он становился тем, что нам показывают капители Назарета[201]: подчас патетической работой ювелиров. Не была ли византийская душа Города и Моря, чему так замечательно должна была бы соответствовать Венеция, несовместима с крестьянской неохватностью, откуда пошли романские церкви с обречённым, но потаённо близким лесом? Востоку неведомо открытое гумно, которое заключено в сердцевине романской постройки; и дерево, неизвестное мрамору обеих империй, никогда не было далёким для средневекового камня. Византийское искусство было связано с утончённостью. Оно постепенно забыло круглый рельеф и заменило его барельефом, мозаикой, иконой: украшением или явлением. В то время как Запад, начиная с первых изображений и кончая Реймсом и Наумбургом, будет заимствовать улыбающихся мадонн и задумчивых дарительниц Отёнского фронтона, а Умбрия и Тоскана откроют для себя тревожные и дрожащие образы подземельного христианства, которые превратят в божественные лики…