Голоса тишины

Но художник и нехудожник нередко находят друг друга в двусмысленной области – в области чувства. Нехудожник не столько безразличен к искусствам, сколько уверен, что они суть средства выражения чувств; человек, который не любит музыку, любит романсы или марши, человек, который не любит поэзию, любит романы с продолжением, человек, который не любит живопись, любит фотографии кинозвёзд, «Сновидение» или кошек в корзинках. Любое искусство, задевающее массы, есть выражение чувств – умиления, грусти или веселья, патриотизма, тревоги, любви. Поэтому те или иные вершины религиозного искусства, где оно сливается одновременно с любовью и осознанием человеческой зависимости или освобождения, нашли громадную аудиторию уже с момента своего появления. Но, само собой разумеется, что если великий художник, выражающий эмоции, обязательно человек чувствительный, то самый чувствительный человек в мире вовсе не обязательно художник.

Чуждые искусству люди видят в нем способ фиксировать волнующие моменты жизни или же способ их вообразить. В конце концов, они путают вымысел и роман, изображение и живопись. (Поэтому политика и религия в этой области так легко попадают пальцем в небо). Большинство людей, по-видимому, разбираются в живописи, скульптуре и литературе не больше, чем в архитектуре, – стишком часто живопись в их глазах не более чем обширная область украшательства, – если перед тайной ночи, громадностью мира, в присутствии рождения, смерти, или даже глядя в человеческое лицо, они не испытывали мимолетного чувства трансцендентности, на чем зиждется любая религия. Возможно, в отвращении массового зрителя к современному искусству есть доля невежества, а также возмущения тем, что он смутно полагает предательством. Немало людей подозревают, что существует великое искусство за пределами изображений, которые их привлекают, но они понимают его только как религиозное, касается ли то революции или победы. И если правда, что величайшие искусства вызывают сильные эмоции, то ложно, что эти эмоции непременно вызваны изображениями происходящего в жизни. Эмоция, испытываемая при виде убийства быка, не имеет ничего общего с эмоцией, вызываемой тавромахией, даже если это творение Гойи. Если художнику случается запечатлеть некое мгновение, то он запечатлевает его не потому, что его воспроизводит, а потому, что его преображает. Замечательный закат солнца в живописи не есть какой-то прекрасный закат солнца, но – творение великого художника, равно как прекрасный портрет не есть, прежде всего, портрет прекрасного лица; в том или ином лице кисти Рембрандта больше трагизма Паскаля, чем во всех ночных литургиях…

Антик из Музея Алауи (Бардо, Тунис)

Нехудожник полагает ви́дение художника то более острым, чем своё собственное, и тем самым способным привлечь к себе внимание (так он рассматривает ви́дение импрессионизма или японского искусства); то способным выделить исключительное зрелище, которое искусство воспроизводит с фотографической достоверностью; то связанное с идеализирующим воображением. Эти три концепции проистекают из функции художника, признаваемой от Возрождения до импрессионизма; искусство Средневековья как система форм не укладывается в них так же, как африканское искусство или искусство майя, а неуместное появление готических статуй в наших календарях объясняется главным образом приемлемостью их чувственной выразительности.

«Всеобщее» восприятие – одновременно обобщающее и рыхлое, подобно воспоминанию; следовательно, такое, которое видит только разницу в степени между мечтаниями Бенжамена Констана и «Адольфа»? Ви́дение нехудожника – рассеянное, когда это ви́дение совокупности (оно не имеет рамок), интенсивное и беспорядочное, когда речь идёт о захватывающем зрелище; оно проясняется тогда, когда связано с действием; ви́дение художника уточняется подобным же образом – с той разницей, что для него это действие состоит в создании живописи.

Как известно, мы никогда не смотрим в глаза ради них самих; в самом деле, мы, как правило, плохо помним, какого цвета радужная оболочка глаз друзей. Глаз – это взгляд; и только для окулиста и для художника глаз – это глаз. Нет ничего менее бескорыстного, чем наше ви́дение. Первое же, сознательное или бессознательное, движение живописца, как и всякого художника, состоит в изменении функции предметов. Если можно вообразить романиста, поэта, философа, которые не пишут, потому что материал их искусства, слова – язык, чья функция не только в выражении литературы или философии; то трудно себе представить живописца без картин или музыканта без музыки. Живописец – это человек, который пишет картины, так же как музыкант – человек, который сочиняет музыку, и восприятие какого угодно живописца – это восприятие, способствующее его деятельности живописца, как восприятие охотника – это восприятие, способствующее охоте.