Говорят «особо опасные»

Ответ: 12 сентября 1965 года в московском аэропорту был арестован мой первый муж — Юлий Даниэль. Он обвинялся в публикации на Западе литературных произведений, подписанных псевдонимом Аржак. Этот арест и послужил толчком для моей общественной активности, которая в определенном смысле была обусловлена личными причинами — стремлением вступиться, защитить мужа. Но это не вполне точное, а лишь частичное объяснение. Вот почему. Защищать можно по-разному. Можно, например, просить о помиловании человека, встать на колени. Такой путь реально бывает действенным. Можно и по-другому: добиваться ликвидации общественных пороков, критиковать общую практику политических арестов и систему наказаний. И таковой может быть защита мужа, но практических результатов она не дает. Я пошла по последнему пути. Еще один личный мотив: мой старший сын, которому тогда было 14 лет. Я полагала, что для формирования его личности необходим пример сопротивления злу.

Своей целью я считала реализацию принципа гласности, осуществление его в индивидуальном порядке. Была убеждена, что политические репрессии в обществе возможны только при отсутствии гласности. Отсутствие гласности — значительно большее зло, чем сами репрессии.

В лагерях находилось немало людей, осужденных за политическую активность. Важно было, чтобы об этих людях узнали, это необходимо для нашего общества. Главную роль в решении этой задачи сыграла интеллигенция, которая всегда стремилась к расширению знаний и обмену информацией.

В результате усилий многих людей, в том числе и пожертвовавших собственной свободой, проблема политических репрессий стала тем, чем должна быть, — общественной проблемой, а не замкнутым горем отдельной семьи.

В этом аспекте цель моя и моих, единомышленников достигнута, цель прежде всего нравственная, а де политическая. Политической цели я перед собой и не ставила.

Условия в стране не располагали к тому, чтобы решать острые проблемы здоровыми средствами. Предпочтение отдавали подпольным методам (но не нелегальным!), информацию распространяли кустарным путем, передавали в западную «медию», и уже опосредованно, через мировое общественное мнение, она возвращалась в страну по радио на внутреннюю аудиторию.

Такие методы обладали недостатками: информация охватывала довольно узкие слои населения, прежде всего интеллигенцию. Однако положительный эффект был налицо: формировалось соответствие между общественным мнением на Западе и неофициальным общественным мнением внутри страны.

Действовала ли я против системы? Еще раз замечу: наше нравственное (не политическое) сопротивление злу следует назвать скорее кустарным, чем подпольным. Самиздат тоже почти весь подписывался настоящими именами авторов. Наши выступления носили открытый характер, закрыты были, в связи с ситуацией в стране, лишь средства реализации. Основой для нас служил принцип гласности. Теперь отвечу на вопрос: боролись ли мы с системой? Если отсутствие гласности и закрытость являются имманентными свойствами нашей системы, то мы выступали против нее.

Движение, начавшееся в 60-е годы, с крутыми поворотами, продолжается до сих пор. Его называют «диссидентское», «правозащитное», «за гражданские права». Значительно реже употребляется формулировка «движение нравственного сопротивления». Но начиналось и развивалось в 60 — 70-е годы оно именно как нравственное сопротивление, принципиально игнорирующее политические задачи и следствия. Сейчас условия изменились и стоит подумать о других формах борьбы. Отсутствие политических целей нашей деятельности объясняется объективной ситуацией. Политическая жизнь в стране не зависела от граждан, которые не могли направленно влиять на политику. Наше движение обращалось не к общественной, а к личной ответственности граждан за происходящее.

В 1968 году я со своими товарищами вышла на демонстрацию на Красную площадь. Наши лозунги «Да здравствует свободная и независимая Чехословакия!», «Позор оккупантам!» имели чисто нравственное содержание. Кто-то ведь должен был сказать правду открыто. Тогда в стране нашлось 7 человек. Но они нашлись и дали толчок другим. Никто из нас и не имел в виду, что лозунги что-либо изменят. Было бы безумием так полагать. Несмотря на подавление и аресты, климат в стране стал меняться. Уже в январе 1968 года в защиту Александра Гинзбурга и других поставили свои подписи более тысячи советских людей.

Движение нравственное постепенно перерастало в политически осознанное сопротивление. Частично осуществлялась важнейшая цель — распространение информации. Ведь до 1968 года встречи советских граждан с западными корреспондентами носили только частный характер, были подпольными и нередко жестоко пресекались властями.