Гражданин Галактики (Сборник - журнальные иллюстрации)

Я попросил Пенни показать мне досье на короля Виллема. Оно было довольно коротким. Сначала это меня несколько обескуражило, но потом я сообразил: выходит, мой персонаж знал императора не очень хорошо и встречался с ним только на считанных светских раутах. Впрочем, неудивительно: в первый раз Бонфорт исполнял обязанности премьер-министра еще при жизни старого короля Фредерика. Под чертой не было никаких биографических данных, кроме пометки: «Смотри историю дома Оранских». Я не стал этого делать — просто не было сил продираться через многие сотни страниц, повествующих о времени возникновения империи и доимперском периоде. К тому же в школе у меня всегда были отличные оценки по истории. Я хотел знать про императора не то, что знали о нем все, а только то, что было известно лишь одному Бонфорту.

Мне пришло в голову, что фарлитека должна включать сведения обо всех членах экипажа и пассажирах корабля, с которыми Бонфорт хоть раз встречался лично. Я попросил Пенни показать эти досье. Она, похоже, слегка удивилась, но принесла требуемое.

Тут пришел черед удивляться мне. На «Томе Пейне» оказалось целых шесть членов Великой Ассамблеи. Конечно, в их число вошли Родж Клифтон и сам мистер Бонфорт. Но и на первой странице досье Дака я прочел: «Бродбент, Дариус К., Достопочтенный, член Великой Ассамблеи от лиги свободных путешественников, верхняя палата». Далее упоминалось, что он является обладателем докторской степени по физике и звания чемпиона по стрельбе из пистолета, которое завоевал на всеимперских Играх девять лет назад. Кроме того, Дак опубликовал три тома стихов под псевдонимом Эсси Вилрайт. Я поклялся никогда больше не судить о человеке по его внешности.

В конце досье была приписка, сделанная небрежным почерком Бонфорта: «Почти не способен противостоять прекрасному полу, и наоборот».

Пенни и доктор Капек тоже оказались членами большого парламента. Даже Джимми Вашингтон избирался депутатом от «резервного» округа. Как я узнал позже, он представлял лапландцев, включая, несомненно, северных оленей и Санта Клауса. Джимми также имел сан священника Истинной Церкви Первой Библии Святого Духа, о которой я никогда ничего не слышал. Но принадлежность к ней вполне соответствовала его внешности святоши.

Однако наибольшее удовольствие я испытал, читая про Пенни — Достопочтенную мисс Пенелопу Талиаферро Руссель, которая оказалась магистром государственного управления Джорджтаунского университета и бакалавром искусств университета Уэллесли. Последнее меня совсем не удивило. Пенни представляла преподавательниц и студенток университетов, не объединенных в единый округ, еще одну «надежную» (как я понял) часть избирателей, поскольку каждая пятая из них была членом экспансионистской партии.

Под чертой были записаны размер ее перчаток, цвета, которые она предпочитает (оказывается ее вкус не безупречен), любимые духи («Страсть Джунглей», разумеется) и многие другие детали, большинство из которых были достаточно безобидными, Ниже шел комментарий: «Чувство собственного достоинства болезненно развито — ненадежна в вычислениях — гордится своим чувством юмора, которым на деле не обладает, — соблюдает диету, но не может устоять перед вишнями в сахаре — имеет комплекс маленькой-мамы-всего-живого — обожает печатное слово в любой форме».

Под всем этим было еще одно, написанное рукой Бонфорта добавление: «Ах, Вихрастик, опять, я вижу, ты подсматриваешь».

Я повернулся к Пенни и спросил, читала ли она когда-нибудь свое досье. Девушка посоветовала мне заниматься лучше собственными делами. Потом покраснела и извинилась.

Большую часть времени у меня отнимало изучение фарлитеки, но я все же не забывал совершенствовать свое сходство с Бонфортом. Пришлось тщательно поработать над морщинами, сделать себе две родинки, позагорать под кварцем и вовсю использовать электрощетку. Теперь, для того чтобы снова обрести свое истинное лицо, мне придется воспользоваться очистителем кожи. Но это совсем невысокая цена за грим, который невозможно повредить, нельзя смыть даже ацетоном и стереть салфеткой. Я нанес шрам на «больную» ногу, используя в качестве образца фотографии из истории болезни Бонфорта. Будь у моего героя жена или любовница, то и она, наверное, с трудом отличила бы самозванца от самого Бонфорта. Все это было довольно хлопотно, но оставляло мой разум свободным, и я мог целиком сосредоточиться на вживании в образ.