— Я не только Джон Джозеф Бонфорт, но еще и Кккахджжеррр из дома Кккаха. Если я не возьму с собой жезл, то совершу гигантскую непристойность. Не знаю даже, что произойдет, когда весть об этом дойдет до марсиан, я недостаточно знаком с их обычаями. Ладно, посмотрим с другой стороны. Когда я пойду навстречу императору с жезлом в руках, то буду
— Я об этом как-то не подумал, — ответил Родж медленно.
— И дело не только в том, что решил я. Главное, как бы поступил на моем месте Бонфорт. Разве он не предвидел все это, когда соглашался на усыновление домом Кккаха? Родж, мы схватили тигра за хвост, и единственный выход — оседлать его. Отпустить зверя мы не можем.
Подошедший в этот момент Дак поддержал мою точку зрения, утвердил мое решение и, кажется, был удивлен, что Клифтон ожидал чего-то другого.
— Родж, мы создаем новый прецедент, но нам впредь предстоит создать еще массу прецедентов, даже независимо от собственного желания…
— Черт побери! — вскричал вдруг он, заметив, как я держу жезл. — Ты что, собираешься кого-нибудь укокошить? Или просто сделать дыру в стене?
— Я не собираюсь нажимать на спуск.
— Благодарю Бога хоть за это. Ты даже не поставил его на предохранитель.
Дак очень осторожно забрал у меня жезл и сказал:
— Поверни кольцо и вдвинь его в паз. Вот так! Теперь это всего лишь палка.
Они проводили меня в приемную дворца и представили шталмейстеру короля Виллема полковнику Патилу — одетому в ослепительную форму имперских космических сил индусу с прекрасными манерами и вежливой улыбкой на лице. Он отвесил мне тщательно, как на аптекарских весах, выверенный поклон, означавший: первое, что я почти премьер-министр, но пока еще не вошел в должность; второе, что я для него старший по званию, хотя и штатский, но это все ерунда по сравнению с тем возведенным в пятую степень фактом, что он носит на плечах имперские эполеты.
Патил бросил взгляд на жезл и вкрадчиво спросил:
— Это марсианский жезл, не так ли, сэр? Как интересно! Полагаю, вы захотите оставить его здесь? Он будет в полной сохранности.
— Нет, я возьму его с собой.
— Сэр? — Он поднял брови, ожидая, что я сам исправлю очевидную оплошность.
Пришлось надеть одну из масок Бонфорта, ту, которую он использовал, чтобы осадить какого-нибудь нахала:
— Заботьтесь о своем рыцарском звании, а я позабочусь о своем.
Его лицо потеряло всякое выражение:
— Очень хорошо, сэр. Пройдите, пожалуйста, сюда.
Мы остановились перед входом в зал, в дальнем конце которого на помосте возвышался пустой трон. По обеим сторонам, во всю длину гигантской пещеры, стояли в ожидании представители дворянства и члены королевских фамилий. Наверное, Патил подал какой-то незаметный знак, потому что раздались громкие звуки императорского гимна, и мы все застыли: полковник — с выражением напряженного, как у робота, внимания; я — с устало-снисходительной миной, приличествующей пожилому перегруженному работой человеку, который должен поступать так потому, что должен; знать — неподвижно, как морозные картинки на стекле. Надеюсь, мы никогда не откажемся от этого пышного двора, роскошно одетых дам и кавалеров со шпагами на боку, выглядящих так великолепно.
Через несколько музыкальных тактов откуда-то сбоку вышел и занял трон он — Виллем, принц Оранский, Князь Нассау, Великий Князь Люксембурга, Командор Рыцарей Священной Римской Империи, Адмирал-генерал имперских вооруженных сил, Советник марсианских Домов, Защитник бедняков, Божьей Милостью Король Нижних Земель, Император Планет и Межпланетного пространства.
Я не мог видеть его лица, но церемония вызвала в душе острое чувство симпатии к Его Величеству. Никогда больше я уже не чувствовал враждебности к монархии.
Король Виллем сел, и гимн прекратился. В знак приветствия он кивнул, и по рядам придворных пронесся легкий вздох. Патил отошел, и я, зажав под мышкой жезл, начал свой длинный марш, слегка прихрамывая несмотря даже на малую силу тяжести. Я чувствовал себя точно так же, как и тогда, когда входил во внутренний дом Кккахграла, за исключением того, что не испытывал теперь страха. Просто ощущал жар в теле и слышал звон в ушах. Попурри из гимнов стран, входящих в империю, сопровождало мое шествие. Музыка менялась от «Короля Кристиана» и «Марсельезы» до «Звездного флага».
Перед первым возвышением я остановился и поклонился; то же самое — перед вторым, и, наконец, отвесил последний глубокий поклон, взойдя на третье, расположенное прямо перед ступенями. Я не преклонил колен — это привилегия дворянства.
Иногда на сцене или по стереовизору мы видим момент представления королю в неправильной постановке. Но Родж не успокоился, пока не убедился, что я усвоил все так, как надо.
— Ave, Imperator!