Игра слов. Практика и идеология художественного перевода

Дождь перестал.

Как будто посреди кинофильма про лавины, ураганы, смерчи, извержения вулканов что-то случилось со звуком, аппарат испортился, – шум стал глуше, а потом и вовсе оборвался, смолкли удары, грохот, раскаты грома… А потом кто-то выдернул пленку и на место ее вставил спокойный диапозитив – мирную тропическую картинку. Все замерло – не вздохнет, не шелохнется. (Пер. Н. Галь)

В длинную фразу вклинились сильные знаки препинания – тире, многоточие и снова тире, – погасив всю ее динамику и лишив нас ощущения непрерывности ливня. А короткая фраза вместо того, чтобы логично завершиться на замерло,

протянулась дальше с тоскливой меланхоличностью земного леса средней полосы, когда в нем перестает моросить осенний дождик. Кажется, что долгожданная тишина вот-вот будет нарушена примерно таким образом:

Тишину вспугнув тревожнуюВ чутко дремлющем бору,Бродят лоси осторожные,

Гложут горькую кору[29].

Это, конечно, уже не венерианские джунгли. Это и не Брэдбери; это Тургенев, Паустовский, Пришвин. Но русский язык перевода хорош, что и говорить!

Экспрессия

Как правило, величина этого показателя (как и предыдущего) не выдерживается одинаковой на протяжении всего текста. Оно и понятно: читателю нельзя волноваться без перерыва, иначе у него наступит нервное истощение. Зато в кульминационных или просто важных местах логично сделать прозу более напряженной: раскачать ее ритмически, удлинить фразы, добавить в них риторики, а может быть, и лексической выразительности. Если все получится, читатель почувствует этот драйв и заведется сам. Переводчику важно не пропускать эти моменты и не совать палки в колеса авторского гоночного велосипеда. Вот, наверное, самая драматическая сцена из романа “Невинный” Иэна Макьюэна (Ian McEwan, The Innocent):

Otto was coming again. Leonard knew there would be no escape now. Otto was coming with his bleeding face, and there was something else too, something coming from behind, black and high up on the periphery of vision. To protect himself from this as well, Leonard stretched up his right hand, and time slowed as his fingers closed around something cold. He could not sway it from its course, he could only take hold and participate, let it carry on down, and down it came, all force and iron, the sign of the kicking feet, down it dropped like justice, with his hand on it, and Maria’s hand, the full weight of a judgment, the iron foot crashed down on Otto’s skull, and pierced the bone toe-first and went deeper still and dropped him to the floor. He went down without a sound, face forward and he was stretched full out.

Макьюэн – писатель крайне сдержанный. Обычно он следует завету одного из авторов классического американского руководства по технике письма “Элементы стиля”[30]

Уильяма Странка-младшего “Vigorous writing is concise” (“Энергичная проза точна и немногословна”). Но в этом месте и он повышает уровень экспрессии сначала повторами (Otto was coming… Otto was coming;…something else too, something coming…; he could not… he could only…), а в самый момент убийства еще и инверсиями (down it came… down it dropped) и не заканчивает главную фразу, присоединяя к ней однородные сказуемые при помощи все новых and, пока жертва не рухнет на пол. Лишь на последней фразе абзаца он наконец дает читателю перевести дух. Чтобы не оставлять этот фрагмент без перевода, процитирую свой: