Игра слов. Практика и идеология художественного перевода

Холостяку, располагающему приличным состояньем, надлежит иметь нужду в обзаведеньи женой – все на свете признают сие за истину.

Сколь бы мало ни были известны чувства или же сужденья подобного холостяка при первом его появленьи в окрестностях, истина сия столь прочно пускает корни в умах соседствующих семейств, что семейства оные чают помянутого холостяка законною собственностью своих дочерей.

– Дорогуша господин Беннет, – в один прекрасный день молвила его супруга, – слыхали ль вы, что Незерфилд-парк наконец-то сдан?

Г-н Беннет отвечал, что о сем не слышал.

– Однако же он сдан, – сообщила она. – Только что у нас побывала госпожа Лонг – она-то мне обо всем и рассказала.

Г-н Беннет не почтил сие откликом.

– Ужель не хотите вы узнать, кто его снял? – в нетерпеньи вскричала его жена.

– Это вы хотите мне о том поведать, и я не возражаю выслушать вас.

Сего побужденья ей вполне достало.

Маршак обошелся минимальной стилизацией; здесь это, кажется, всего лишь “располагающий средствами”. Если бы он рискнул повысить ее уровень, ему пришлось бы выдерживать его на протяжении всего романа. Думаю, он просто побоялся утомить читателей, да и себя заодно. Результат – вполне приличный перевод, доставивший удовольствие уже нескольким поколениям читателей несмотря на то, что ему слегка не хватает старинной окраски.

Новый перевод Грызуновой стилизован предельно грубо, в духе откровенной пародии. Нарушены все три наших правила. Сии и оные (а в дальнейшем еще и кои), эти маркеры “старины глубокой” (в первую очередь XVIII века), благополучно соседствуют с дорогушей,

относительным неологизмом, который вошел в обиход лишь в XX веке: представьте себе, что Стива Облонский именовал бы так свою Долли, а Анна Каренина – своего муженька. Синтаксические нелепости встречаются на каждом шагу: надлежит иметь нужду в обзаведеньи, чают собственностью, не почтил сие откликом, не возражаю выслушать – так не говорили и не могли говорить ни в каком веке, потому что это противоречит словарным значениям и грамматическим правилам. Навязчивые -нье вместо -ние, г-н (а дальше и г-жа), ужель, молвила, вскричала утомляют мгновенно (да и с чего бы г-же Беннет тут вскрикивать?). Львы, наслушавшиеся сплетен (“слыхали ль вы”), угодили в текст буквально из другой оперы – “Евгений Онегин”, а может быть, из романса Алябьева… Но нашлись читатели, поверившие даже в такой бесцеремонный обман, и я с изумлением прочел в Википедии: “Перевод А. Грызуновой, вычурный и архаичный, напоминает известную пародию Шишкова на карамзинистов. Однако, возможно, именно такой стиль наиболее адекватно передает едкий и ироничный стиль Джейн Остин”. На мой взгляд, это невозможно уже потому, что Остин не нарушала законов современного ей языка.

Я начал эту главу словом “необходимость”. Однако насколько нужно архаизировать перевод давно написанной книги и нужно ли вообще делать это в заметной степени – вопрос открытый, и каждый переводчик в каждом конкретном случае должен отвечать на него по своему разумению. Понятно, что явных неологизмов следует избегать, но в остальном можно ограничиться приданием переводу лишь небольшого налета старомодности: в конце концов, любая старинная книга писалась для тех читателей, которые не видели в ее языке ничего необычного. А вот при переводе современной книги или ее фрагмента, стилизованных под старину, без аналогичной стилизации никак не обойтись, поскольку она представляет собой авторский прием, пущенный в ход ради решения какой-то художественной задачи.