Сравнивая пріемы творчества Пушкина и Гоголя, проф. Овсяннико-Куликовскій отмчаетъ существенное различіе ихъ. Пушкинъ относится къ разряду писателей-наблюдателей,
— рисующихъ жизвь полностью, какъ она есть; Гоголь относится къ разряду писателей-экспериментаторовъ — тхъ, которые длаютъ надъ жизнью эксперименты, опыты; такіе писатели подходятъ къ жизни съ опредленной идеей, и изъ жизни выдляютъ только нкоторыя, интересующія ихъ черты.[181] Художникъ-наблюдатель стремится дать правдивое и полное изображевіе жизни. Онъ "присматривается и прислушивается къ жизни, стараясь понять ее, — онъ стремится постичь человка въ жизни, взятой въ опредленныхъ предлахъ мста и времени, и въ своихъ созданіяхъ онъ не столько обнаруживаетъ и передаетъ свою манеру видть и слышать жизнъ и свой дарь чувствовать человка, сколько, открывая намъ широкую картину дйствительности, даетъ намъ возможность, при ея помощи, развивать и совершенствовать наше собственное пониманіе жизни, нашъ собственный даръ чувствовать человка и все человческое". У художниковъ-экспериментаторовъ нтъ такого безпристрастія въ творчеств: онъ на фактахъ, взятыхъ изъ жизни, доказываетъ свою идею: въ силу нарочитаго подбора нужвыхъ чертъ, нужныхъ типовъ, "изучаемая художникомъ сторона жизни выступаетъ такъ ярко, такъ отчетливо, что ея мысль, ея роль становятся понятны всмъ".Пушкинъ и Гоголь.
Гоголь, и какъ человкъ, былъ экспериментаторъ, — онъ постоянно длалъ опыты надъ своей душой, не стснялся длать опыты и надъ душой своихъ друзей. Вотъ почему онъ никогда не жилъ просто
.[182] Въ этомъ отношеніи, онъ тоже противоположность Пушкину. "Душа, открытая всмъ впечатлніямъ и всмъ сочувствіямъ, любознательный и воспріимчивый умъ, разносторонность натуры, живой интересъ къ дйствительности въ многообразяыхъ ея проявленіяхъ — таковы т особенности душевной организаціи, въ силу которыхъ Пушкинъ былъ въ искусств "художникомъ-наблюдателемъ" и вмст «мыслителемъ», a въ жизни — мыслящимъ "передовымъ человкомъ", откликавшимся на вс важнйшіе интересы и запросы времени. Онъ бодро и сочувственно, съ заинтересованнымъ вниманіемъ, смотрлъ на Божій міръ и, наблюдая людей и жизнь, почти не заглядывалъ, разв урывками и случайно, въ свою собственную душу. Онъ не думалъ? себ, какъ не думаетъ? себ естествоиспытатель, наблюдая природу. He таковъ былъ Гоголь: сосредоточенный и замкнутый въ себ, склонный къ самоанализу и самобичеванію, предрасположенный къ меланхоліи и мизантропіи, натура неуравновшенная, Гоголь смотрлъ на Божій міръ сквозь призму своихъ настроеній, большею частью, очень сложныхъ и психологически-темныхъ, и видлъ ярко и въ увеличенномъ масштаб преимущественно все темное, мелкое, пошлое, узкое въ человк; кое-что отъ этого порядка онъ усматривалъ и въ себ самомъ, — и тмъ живе и болзненне отзывался онъ на эти впечатлнія, идущія отъ другихъ, отъ окружающей среды… Онъ изучалъ ихъ одновременно и въ себ, и въ другихъ".Вотъ почему, въ сравненіи со "свтлымъ", широкимъ пушкинскимъ умомъ, огромный, но узкій, односторонній, умъ гоголевскій былъ «темнымъ» (Овсяннико-Куликовскій). Потому и умъ, и творчество его были несвободны. И, какъ это ни странно, — они оказались въ рабств y давно пережитыхъ религіозныхъ и моральныхъ взглядовъ древней Руси.[183]
Въ Гогол русская старина, забытая въ ХII и XVIII вк, опять воскресла, но, не будучи въ состояніи сродниться, слиться съ жизнью XIX столтія, изломала того великаго человка, которымъ овладла. Посл этой великой искупительной жертвы, въ дятельности Тургенева, Толстого, Достоевскаго и другихъ великихъ его учениковъ мы увидли уже органическое и мирное скрещеніе старыхъ русскихъ идеалов съ новой жизью.Историческое значеніе Гоголя.
Изъ всего вышесказаннаго ясно великое историческое значеніе Гоголя:
1) Если Пушкинъ, какъ художникъ, открылъ поэзію древней Руси,
— поэзію ея идейной жизни, то Гоголь, какъ человкъ и писатель, сдлался проводникомъ въ новую русскую жизнь нравственныхъ и религіозвыхъ идеаловъ старины. Достоевскій и Л. Толстой — его ученики.2) Вслдствіе этого онъ кореннымъ образомъ измнялъ y васъ пониманіе и роль «писателя»; онъ первый придалъ ему характеръ «пророка», "проповдника" христіанской морали; литературу онъ, при помощи Блинскаго,
объяснявшаго истинный смыслъ его творчества, сдлалъ общественной силой (см. ниже стр. 255).3) Гоголь органически связанъ съ реалистической литературой XVIII вка, — съ русскими сатириками и драматургами этой эпохи. Какъ Пушкинъ, онъ подвелъ итоги
всей предшествовавшей литературы, упорно раскрывавшей безотрадныя стороны русской жизни.