Читаем История социологической мысли. Том 2 полностью

Упомянутая дифференциация опиралась на утверждение, что не все уровни культуры в одинаковой мере определяются условиями естественной среды. Чем более «периферийными» являются институты, тем больше можно встретить их разновидностей, тем менее необходимым является их именно такой, а не иной облик. Отсюда проистекает такая незначительная вариативность технико-экономических систем и практически бесконечное многообразие систем идеологических. Стюард не сомневался, что каждая культура является внутренне связанной системой, но наиболее важной научной задачей считал исследование силы и вида этих связей в конкретных культурах.

Важной особенностью теории культуры Стюарда была ее исключительно эмпирическая направленность, которая стала причиной того, что он предельно осторожно подходил к формулированию общих законов эволюции культуры. По этой же причине он вел многочисленные дискуссии с Уайтом, указывая, например, что «поиск общих законов культурных изменений является задачей, достойной поддержки. Следует все же подчеркнуть, что все сформулированные до сих пор универсальные законы касались факта изменяемости культуры (того, что каждая культура подвержена изменениям) и не были в состоянии объяснить своеобразные особенности отдельных культур ‹…›, например, сформулированный Уайтом закон уровней использования энергии ничего не может сказать о развитии характерных черт отдельных культур. Исходя из данных биологической и культурной эволюции, мы можем сделать вывод о том, что последовательно будут появляться новые формы организации, но характер этих форм можно будет понять только путем детального исследования истории каждой из них»[499].

Стюард словно искал среднюю линию между эволюционизмом Уайта и историзмом Боаса: он стремился найти общие законы эволюции культуры, не отказываясь от познания своеобразных черт конкретных культур и формирования на основе этого познания ограниченных исторических обобщений. В результате лучше всего его научную программу можно коротко сформулировать следующим образом: «Культуры, общества и географические территории имеют характерные традиции или истории и единственные в своем роде модели. Рассматриваемые в своей целостности, никакие две культуры никогда не будут одинаковы. Вместе с тем можно указать на некоторые институты и способы поведения, которые обладают некоей схожестью на разных территориях ‹…›. Поэтому проблема заключается в том, чтобы вычислить те особые условия, при которых могут проявиться схожие поведенческие модели»[500]

.

По мнению Стюарда, который с 1952 г. называл себя «эволюционистом», эволюция имеет многолинейный характер. Современный антрополог-эволюционист «‹…› просто ищет межкультурные регулярности и объяснения, не подразумевая никаких универсальных схем. В соответствии с этим мнением, может существовать множество видов эволюции и может действовать множество не похожих друг на друга факторов»

[501].

Точка зрения Стюарда отразилась на современном неоэволюционизме, поскольку к ней можно отнести идею «конкретной» эволюции, трактуемой как предмет исследования на равных правах с эволюцией «общей». Как писал Салинс, «‹…› общая культурная эволюция – это переход от меньшего к большему количеству перерабатываемой энергии, от низших к высшим уровням интеграции, а также ко все большей всесторонней адаптивности. Конкретная эволюция – это филогенетическое, дифференциальное, историческое, многонаправленное развитие культуры, адаптивное преобразование отдельных культур»[502]

.

7. Структурализм

Вышеупомянутый обзор антропологических концепций был бы неполным, если бы мы не учли в нем структурализм. Говоря «структурализм», мы имеем в виду концепцию, созданную во Франции Клодом Леви-Строссом. Эта концепция в первых десятилетиях второй половины XX века получила колоссальную популярность, и ее неоднократно трактовали как открытие новых путей для социальных и гуманитарных наук. Правда, эта популярность осталась уже в прошлом, но прав, пожалуй, Энтони Гидденс, когда утверждает, что эта концепция обратила внимание на важные проблемы, которые долго будут сохранять свое значение[503]. Следовательно, стоит дать себе хотя бы приблизительно отчет в том, в чем же заключался структурализм, тем более что в последнем разделе мы будем иметь дело с авторами, для которых он был важной, хоть часто только негативной системой соотнесения.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука