История социологической мысли. Том 2

Структурализм уже утратил свою былую популярность, но и во времена своего великолепия раз за разом сталкивался с острой критикой со стороны большинства антропологов. Однако это почти никогда не была критика, отказывающая ему в какой-либо ценности. Также и сегодня о Леви-Строссе пишут, как правило, с большим благоговением, указывая то на одни, то на другие отдельные достижения в сфере исследования систем родства и мифов, или – пожалуй, даже чаще – на размах всего его теоретического начинания, которое считают, в общем, неудачным, но впечатляющим своими своеобразием и оригинальностью. Как писал Эдмунд Лич, «это смелая и великая концепция; однако является ли она в чем-нибудь полезной, остается скорее вопросом дискуссионным»[526].

Как бы ни были все же оценены достижения Леви-Стросса и как бы их не оценили в будущем, не подлежит сомнению то, что он значимо, хоть и необязательно непосредственно, повлиял на социальные науки второй половины XX века, подготавливая «лингвистический поворот», который должен был быть в них совершен, правда, в значительной степени независимо от него. Он также подготовил почву для критики позитивизма, представляя аргументы против феноменализма, хотя, с другой стороны, невозможно назвать его и антинатуралистом. Кроме того, трудно усомниться в том, что он предпринял одну из наиболее интересных попыток «‹…› преодоления мнимой антиномии между единством человеческой ситуации и, казалось бы, неиссякаемым многообразием форм, в которых она предстает перед нами»[527]; антиномии, с которой столько раз мы имели и будем иметь дело. Среди аргументов критиков структурализма Леви-Стросса самым трудным для опровержения является тот, который утверждает, что эта доктрина не может быть ни подтверждена, ни опровергнута[528]

.

Заключительные замечания

Социальная и культурная антропология прошли в XX веке долгий путь: они основательно перестроили свои исследовательские инструменты, разрабатывая не превзойденные до сегодняшнего дня образцы полевых исследований; они создали новые теории, которые вытеснили из науки остатки традиционного эволюционизма; достигли значимых организационных успехов, развивая сеть академических и внеакадемических институтов, способствующих обучению и расширению исследований «чуждых культур»; завоевали большой авторитет среди других социальных наук, вызывая интерес историков, социологов, лингвистов и т. д.; они вышли за пределы порогов этнографических музеев, высказывая все чаще свое мнение по важным темам современного общества; они предприняли усилия по преобразованию себя в прикладные науки и т. д. Более того, они оказали значительное влияние на обыденное мышление, способствуя популяризации в нем основ культурного релятивизма, идеи равноправия и уважения ко всем культурам и т. д.

Итак, в целом итог развития антропологии кажется довольно-таки благоприятным и почти беспрецедентным в истории других социальных наук с такой недолгой историей. Даже социология, для которой XX век также был периодом значительного прогресса, могла бы во многом позавидовать антропологам. Она пользовалась, впрочем, их достижениями беспрестанно, обращаясь не только к накопленным ими описательным материалам, но также и к исходящему от них теоретическому вдохновению (в основном в сфере размышлений о культуре и личности, а также о социальных системах), к их методологическим моделям. История взаимоотношений между социологией и антропологией стóит, без сомнений, отдельного и обширного труда. Нельзя уже сегодня вообразить себе настоящего социального теоретика, который бы полностью проигнорировал уроки социальной антропологии.

Основной слабостью социальной антропологии (точно так же, как и социологии) осталась неспособность объединить в одно целое в рамках одной теории бесспорные познавательные достижения разных ориентаций. Между этими ориентациями происходил, естественно, интенсивный обмен идеями, а отдельные их представители присваивали себе идеи и концепции, возникшие вне их собственной «школы». Таким образом, например, в современном эволюционизме мы находим, как уже говорили, понимание проблематики как диффузии, так и индивидуальной специфики отдельных культур. Тем не менее (и снова точно так же, как и в социологии) различия в интересах и исследовательских методах легко преобразовывались в принципиальные споры о природе исследуемой реальности. В случае антропологов это был прежде всего спор о том, чем же является культура. Поскольку это понятие использовалось, как правило, в очень широком значении, данный спор касался нередко фундаментальных проблем социальной жизни и методов ее исследования.

Раздел 18

Теории цивилизации