Читаем История социологической мысли. Том 2 полностью

Проблема различения цивилизации и культуры была, в сущности, проста. Цивилизация, или, как говорил сам Вебер, zivilisatorische Prozeß[567], – это вопрос познания более раннего и независимого от деятельности человека порядка вещей; открытие того, что уже существует как мир общий для всего человечества, которое постепенно получает знание о нем, увеличивая тем самым свою способность разрешать практические проблемы жизни; цивилизация поэтому по самой своей природе универсальна и способна преодолевать все границы. Культура же, наоборот, является сферой создания

чего-то нового, которая лишена соотнесения с общей для всех людей действительностью и в которой находят выражение духовные потребности тем или иным способом ограниченного их числа; тем самым она не носит универсального характера, будучи выражением того, что является своеобразным и разнообразным. Достижения цивилизационного процесса накапливаются и без особого труда проникают из страны в страну, культура же, в свою очередь, остается достоянием того ограниченного во времени и пространстве сообщества, в котором она возникла, а если же какие-то из элементов культуры оказываются случайно перенесены на другую почву, то они непременно станут чем-то другим. Поэтому Альфред Вебер подвергал сомнению возможность реальных ренессансов культуры, а также, например, возможность существования действительно универсальной религии, считая мировое христианство собранием многих различных религий, связанных de facto со многими разными культурами[568]
.

Можно поэтому сказать, что концепция Альфреда Вебера была как бы соединением двух противоположных точек зрения: той, которая концентрировала внимание на едином великом и абсолютно закономерном шествии человеческой цивилизации сквозь историю (назовем эту точку зрения просвещенческой), и той, которая заключалась в постановке под вопрос этого единства на основании убеждения в том, что человечество не является единством, а было, есть и будет разделено на разные несоединимые друг с другом «высокие культуры». Такое представление его концепции требует, однако, существенного дополнения. Она позволяет говорить о едином цивилизационном процессе, но не о единой цивилизации, поскольку этот процесс не отличается идеальной непрерывностью и реализуется в разных «исторических организмах» (Geschichtskörper), которые на самом деле способны обогащать друг друга либо наследовать достижения в сфере познания мира и решения практических проблем, будучи при этом отдельными целостностями, отличия которых историки и социологи должны осознавать. Цивилизационный процесс основан на развитии разума (рационализации мира), разум же в ходе истории проходит через разные воплощения, проявляясь в разных культурных контекстах, не всегда являясь, скажем так, чистым разумом. Тем не менее «цивилизационный космос», который он создает, наделен – в отличие от произведений культуры – универсальностью и внутренней необходимостью, исходящими из того факта, что разум просто приоткрывает закрытую структуру объективного мира, являющегося одинаковым для всех людей. Цивилизационный процесс – это процесс общечеловеческого просвещения

[569].

Культура

 – это нечто другое, ее характеристика у Вебера напоминает не об эпохе Просвещения, а о теории Шпенглера. «‹…› все возникающее в ней пребывает и остается по своей сущности замкнутым в том историческом теле, в котором оно возникает, и внутренне связанным с ним». Культура зарождается, развивается, стареет и умирает, будучи «‹…› самостоятельным миром символов, обладающим собственным руническим письмом и собственным в сущности непередаваемым содержанием». Такие культуры создали китайский, индийский, египетский, вавилонский, классический, арабский и западный миры, о которых можно сказать, что все это «‹…› миры культуры – все, что в них действительно относится к культуре»[570].

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука