История социологической мысли. Том 2

Поэтому история культуры выглядела совсем иначе, чем история цивилизации. В ней нет никакого единства, ей несвойственна непрерывность, которая характерна для цивилизационного процесса, и не существует никакого образа конечной цели. Когда мы пытаемся установить здесь какие-то закономерности, «‹…› то обнаруживаем не „ступени развития“, а замкнутые периоды продуктивности и непродуктивности, упадка и стагнации, внезапно происходящие повороты, противоположные „течения времени“, борющиеся друг с другом, не стадии, а формы выражения новых душевных ситуаций, волнующееся море, то бурное, то тихое, приводимое в движение тем или иным „душевным“ ветром, которое никогда не „течет“, не стремится к какой-либо цели»[571]. Если вообще здесь можно говорить о каком-то развитии, то только относительно технических средств выражения и последовательности стилей. Можно и нужно отличать

типы культуры, тем не менее не следует обольщаться тем, что мы открываем какой-то ее универсальный порядок и определенное направление перемен. В изменениях культур мы не находим ничего, что было бы эквивалентом цивилизационного или социального процесса, ее динамика имеет совершенно иной характер.

Это не значит, что перечисленные выше три сферы четко отделены друг от друга. Совсем наоборот, происходит постоянное их взаимодействие, при этом, кажется, Вебера интересует в основном то, в какой степени культура влияет на цивилизационный процесс и общество, создавая «‹…› материальный и духовный облик исторической сферы, в которой он [период культуры. – А. В.] возник»[572]

, хотя они и сохраняют свою собственную динамику. Представляется интересным то, как это видение Альфреда Вебера соотносились со взглядами его старшего брата, на которого он часто ссылался. Насколько нам известно, это еще требует исследования. Не менее интересно и то, в какой мере вдохновило оно и Норберта Элиаса, который воспринял от него понятия цивилизационного процесса и габитуса.

4. Тойнби: постижение истории цивилизации

Среди авторов, задававшихся теми же вопросами, что и Шпенглер, особое место занимает британский историк Арнольд Джозеф Тойнби (

Arnold Joseph Toynbee) (1889–1975). Несколько лет он занимал должность профессора Лондонского университета, позднее долгие годы был директором Королевского института международных отношений. Тойнби – автор монументального двенадцатитомника «Постижение истории» (A Study of History, 1933–1961), более известного благодаря одобренному самим автором сокращенному изданию в редакции Дэвида Черчилля Сомервелла.

За то, чтобы остановиться на фигуре Тойнби отдельно, говорит как масштаб его исследовательского предприятия, так и то, что его результаты удавалось довольно успешно защищать от упреков со стороны специалистов, хотя и было бы неверно говорить, что он встретил у историков хороший прием[573]

. В любом случае «Постижение истории» – это труд человека, который не пренебрегает историческим знанием или расценивает его только как сборник иллюстраций к априорным утверждениям из историософии, в чем ученого многократно обвиняли. Тойнби чувствовал свою связь с традицией «английского эмпиризма» и хотел, чтобы его обобщения, сравнимые по своему ошеломляющему масштабу с обобщениями Шпенглера, имели солидную фактическую основу. Было ли это вообще возможно – сюжет другой истории, нежели та, о которой эта книга, хотя спор о том, что такое «факты», происходивший между автором «Постижения истории» и критикующими его историками[574], имеет свои подобия и в социологии. Здесь нас интересуют исключительно содержащиеся в этом произведении социологические гипотезы Тойнби, а не то, насколько ценна используемая в нем методология и может ли оно служить учебником всемирной истории.

Тойнби и Шпенглер

Тойнби разделял стремление Шпенглера «‹…› вырваться из темницы локальной мимолетной истории наших стран и культур и приучить себя к синоптическому взгляду на историю в целом»[575]. Более того, то, как Тойнби трактовал цивилизацию, напоминало во многих отношениях великие культуры в понимании Шпенглера, хотя первый и дистанцировался от методики последнего и, как мы увидим далее, не был согласен с ним по многим принципиальным вопросам.