История социологической мысли. Том 2

Однако он также исходил из «философской современности всех цивилизаций», точно так же принимал «повторяющуюся схему процесса их надлома, упадка и распада», так же был уверен в «органическом» характере каждой из цивилизаций и верил в приоритет духовных факторов в истории их развития. Эти сходства были столь глубоки, что, как вспоминал Тойнби, прочитав «Закат Европы», он долго размышлял, осталось ли что-то еще тут сделать ему. Однако он пришел к выводу, что не находит там ответов на свои важнейшие вопросы и не может принять «догматический и детерминистский» способ объяснения исторических процессов Шпенглера, по мнению которого, замечал Тойнби, «‹…› цивилизации возникали, развивались, приходили в упадок в точном соответствии с определенным устойчивым графиком»[576].

Когда сравнивают этих двух авторов, обращает на себя внимание также и то, что автор «Постижения истории» не был склонен ни к радикальному отрицанию идеи прогресса, ни к трактовке отдельных цивилизаций, которых он насчитал более двадцати, как абсолютно изолированных и замкнутых в себе целостностей. Проявлением его привязанности по крайней мере к определенным составляющим веры в прогресс, помимо сформулированных explicite, хотя и не без определенных оговорок утверждений на эту тему, было выраженное многократно убеждение в том, что история – это «‹…› единый великий опыт, общий для всего человечества ‹…›», который приближает его грядущее единение. Разделенное на разные цивилизации человечество было для него, в конечном итоге, не только

in potentio (потенциально) более глубоким единством и не только «биологическим видом», как для Шпенглера, проявлением чего было среди прочего то, какое большое и позитивное значение он придавал «встречам цивилизаций» в пространстве и во времени, а также их взаимному влиянию друг на друга. Для Тойнби было очень важно представить «‹…› историю всех известных цивилизаций, как живых, так и ушедших, как единое целое»[577].

Но что, вероятно, еще более важно – Тойнби был противником всякого фатализма. Хотя он и придерживался мнения о кризисе западной культуры, катастрофических мыслей он не разделял: из факта падения в прошлом стольких цивилизаций не следует, что такая же судьба непременно ждет и каждую из ныне существующих или будущих цивилизаций. Автор «Постижения истории» не сомневался, что «пока есть жизнь, есть надежда и что с Божьей помощью человек – хозяин своей судьбы, хотя бы отчасти, хотя бы в чем-то»[578]

. Судьба любой цивилизации в опасности, но ни одна из них не обречена на уничтожение окончательно и бесповоротно.

Антропология и историософия Тойнби имели много противоречий со Шпенглером, что наверняка можно объяснить христианским мировоззрением первого, которое исключало возможность принятия мрачного видения мира без надежды и человека без свободной воли. Тойнби – глубоко религиозный мыслитель, чья философия истории в немалой степени была и ее теологией. В XX веке вряд ли нам удастся найти много известных социальных мыслителей, которые называли бы негативно оцениваемые ими социальные явления «проявлениями наказания за первородный грех»[579].

Можно также утверждать, что вопросы автора «Постижения истории» были в основе своей иными, чем вопросы Шпенглера, поскольку касались не столько будущего и того, что должно случиться, сколько прошлого и настоящего, а также того, как и почему случилось то, что случилось, каковы

шансы на будущее и что нужно сделать, чтобы нынешний кризис западной цивилизации миновал. Хотя и можно усомниться в том, действительно ли в мышлении Тойнби проявлялся «английский эмпиризм», тем не менее его работа, как представляется, содержит определенное число идей и наблюдений, важных для научной теории социальных изменений, а не только для мировоззрения тех людей, которые обнаружили, что мир рушится.

Концепция цивилизации

Свою концепцию цивилизации Тойнби изложил относительно ясно, хотя не стоит искать в «Постижении истории» точных определений и тонких терминологических дистинкций. Для того чтобы самым простым образом определить его понимание цивилизации, следовало бы сказать, что речь идет о наименьшей «умопостигаемой» единице исторических исследований, до которой доходишь, пытаясь понять историю какой-либо страны. Каждая страна, даже такая внешне «самодостаточная», как Великобритания в апофеозе своего величия, оказывается частью того или иного более крупного целого[580]

. Историография должна избавиться от своей нынешней провинциальности и стать историей надлокальных и наднациональных цивилизаций, которые можно и нужно понимать как абсолютно реальные общности. Тойнби смотрел на историю с милленаристской перспективы, в которой государства или народы представлялись эпифеноменами, которые невозможно объяснить без отказа от их собственного масштаба.