История социологической мысли. Том 2

Тойнби ставит своих комментаторов в сложное положение: они не могут скрыть своего изумления перед грандиозностью его предприятия, но и никоим образом не могут его принять, хотя бы потому, что он уж очень, так сказать, старомоден. Это скрещивание Шпенглера со святым Августином или Боссюэ, соединенное со множеством благочестивых пожеланий относительно будущего западной цивилизации, и в самом деле не соответствует ничему, что обычно происходило в XX веке в историографии или же в других социальных дисциплинах, хотя автора «Постижения истории» и нельзя назвать дилетантом. Даже «литературность» этого произведения, кажется, свидетельствует против него, поскольку красивые слова маскируют в нем зачастую неясное или сильно сомнительное содержание. Представляется, однако, что от работ такого рода не следует ожидать абсолютной точности в деталях и убедительного доказательства каждого тезиса. Это просто невозможно. Важность таких произведений зависит от того, есть ли в них вдохновляющие идеи и как много их там содержится. В «Постижении истории» их, как нам кажется, достаточно много.

5. Интегральная социология Сорокина

К этому же сообществу мыслителей нужно отнести и Питирима А. Сорокина

(1889–1968), русского социолога (одного из учеников Леона Петражицкого, первого профессора социологии Петроградского университета, автора среди прочего изданной в 1920 г. двухтомной работы «Система социологии»), которого большевики вынудили покинуть родину (во время революции Сорокин был секретарем Керенского и позднее проявил себя как их противник, за что был осужден на смертную казнь); в 1923 г. он переселился в США, где быстро стал одной из главных, но одновременно и противоречивых фигур американской социологии. Он среди прочего был создателем кафедры социологии в Гарвардском университете, руководителем которой позднее стал его великий антагонист Толкотт Парсонс. Среди студентов Сорокина были Мертон, Хоманс и Дэвис, сам Парсонс, а также многие другие известные позднее ученые. В первые годы пребывания в США Сорокин работал в Университете Миннесоты, где появились его важные работы по социологии деревни, а также написанные на основании его российского опыта «Теория революции» (The Theory of Revolution, 1925) и новаторская «Социальная мобильность» (

Social Mobility, 1927).

Сорокин был ученым необычайно творческим, эрудированным, энергичным и работоспособным. Он инициировал многочисленные направления исследований, получил широкую известность, но ни для кого так и не стал по-настоящему учителем. В американской социологии Сорокин занимал особое место, хотя какие-то из элементов его теории имели многие точки соприкосновения с популярными в ней теориями: с символическим интеракционизмом (концепция значащей интеракции), с одной стороны, и с функционализмом (концепция системы), в котором он видел чуть ли не плагиат собственных идей, с другой[591]

.

Здесь нас будет интересовать лишь определенная часть его творчества. Мы оставим в стороне не только его «позитивистские» российские произведения, к которым Сорокин позднее не обращался, но и большую часть его американского творчества, а именно его работы из области отраслевых социологий, предшествовавшие возникновению его великой теории, с одной стороны, а с другой стороны, написанные им уже в конце жизни (то есть в тот период, когда он почти полностью утратил связи с социологическим сообществом) евангелические исследования на тему «творческого альтруизма» и морального обновления человечества. Нет необходимости останавливаться здесь на его интереснейших автобиографических работах, а также на устаревших на сегодняшний день, но некогда очень популярных публикациях, посвященных социологии XX века[592], хотя они немало могут рассказать о его способе мышления и отношении к социологической традиции.