История социологической мысли. Том 2

Несмотря на то что сам Сорокин занимался в определенной степени фактографией и не пренебрегал тем, что могут дать занятия эмпирической социологией, а также применение по крайней мере некоторых ее методов (он широко использовал статистику), он все же никогда не разделял популярного среди социологов мнения о том, что с созданием большой теории следует еще довольно долго подождать. В этом вопросе он был предтечей Парсонса, работы которого игнорировал (и это было взаимно), равно как и работы других современных ему социологов. Так же как и Парсонс, а в его собственном поколении Гурвич или Знанецкий, он высоко ценил наследие классической европейской социологии, хотя указывал ей на многие недостатки, прежде всего на произвольность и односторонность большинства предлагаемых ею объяснений. Сорокин старался в этом наследии отделить зерна от плевел и вернуть в современную социологию все, что было в нем ценного[595]. Впрочем, он часто противопоставлял это наследие мизерным достижениям своих современников, которых обвинял в том, что они довольствуются «крупицами» и лишены столь характерной для классиков способности к синтезу.

Описывая разделение социологии на бесчисленные «школы» и подвергая их весьма суровой критике, он не исключал тем не менее возможности использования в определенных пределах наследия всех их, самым лучшим доказательством чего является то, что во всем его творчестве заметно стремление упразднить давние теоретические альтернативы и уничтожить пропасть между социологией гуманистической и натуралистической, аналитической и исторической, материалистической и идеалистической, детерминистской и индетерминистской, реалистической и номиналистической, абсолютистской и релятивистической. Правда, нельзя сказать, что ему это удалось.

Если говорить тем языком, который был неизвестен самому Сорокину, то следовало бы сказать, что он верил в возможность возникновения в социологии единой «парадигмы» и видел в этом свое призвание; он вел бесконечную войну с социологами, мыслящими иначе, которых он обвинял во всем, в чем только можно обвинять ученых, особенно в тупости, однообразности и «псевдоэмпиризме». Сорокин был одним из ярых критиков главного направления в американской социологии: вышедший на три года раньше, чем «Социологическое воображение» (The Sociological Imagination) Миллса, его памфлет «Причуды и заблуждения современной социологии и связанных с ней наук» (Fads and Foibles in Modern Sociology and Related Sciences, 1965) можно отнести к классике жанра, хотя работа Сорокина и не имела такого резонанса, как книга Миллса.

Теоретическая позиция Сорокина им самим чаще всего определялась как интегрализм

, что кажется правильным, если учесть, что система, которую он создавал, была по своему замыслу «интегральной системой философии, социологии, психологии, этики и ценностей»[596]. Основной чертой его социологии было то, что она не являлась и не могла быть лишь социологией в общепринятом в США понимании. Это означало, во-первых, сомнение в рациональности все углубляющегося разделения труда, в рамках которого проводятся исследования, лишенные общего направления и не складывающиеся в единое целое; во-вторых, постановку под вопрос культа «фактов» и веры в абсолютную ценность «чистого» наблюдения как источника познания; в-третьих, отказ от веберовского идеала освобождения науки об обществе от оценки; в-четвертых, наконец, постулировалась своеобразная концепция познания, которая, как полагал сам Сорокин, должна была точно соответствовать троичной природе человека и создаваемой людьми социокультурной реальности. Троичной, то есть, по Сорокину, состоящей из чувств, разума и души.

Проще говоря, эта концепция заключалась в признании многомерности или многоуровневости мира человека, что требует исследования его, соответственно, тремя разными способами: (а) эмпирическим; (б) рационально-логическим и (в)

 интуитивным, свойственным «визионерам», а в особенности великим философам, творцам религии и художникам, способным овладевать «сверхчувственной, сверхразумной и металогической» реальностью. По мнению Сорокина, каждый из трех способов обогащает знание реальности, но ни один из них не исключает другие. Все их следует оценивать по принципу suum cuique[597].

«Итак, – писал Сорокин, – интегральная школа в социологии вполне правомерно охватывает составляющие концепций чисто эмпирических, сингуляристских, атомистических и ссылающихся исключительно на чувственное восприятие; концепций чисто рациональных, логических, акцентирующих именно рациональность, логику, упорядоченность и унифицированность; и, наконец, концепций интуитивных, мистических, металогических, представляющих реальность как трансцендентный „Град Божий“ в соответствии с „социологиями“ истины веры. Очевидно, что интегральная социокультурная реальность гораздо богаче какого-либо из этих подходов»[598].