История социологической мысли. Том 2

Понятие суперсистемы выполняло в теории Сорокина как минимум две существенные функции. Во-первых, оно служило для выявления логических или же гомологических связей между в определенной степени автономными системами ценностей, существующими в каждой культуре, то есть для описания того, что Шпенглер называл морфологией. По мнению Сорокина, эти системы были подчинены, как правило, одному главному принципу, определяющему характер данной культуры как целого; иными словами, у каждой культуры есть своя собственная «правда», которая проявляется во всех областях жизни. Если кому-то удастся познать эту правду, то он будет в состоянии, как удачно излагает эту мысль Сорокина Тимашеф, вывести отсюда то, какой характер имеют искусство, литература, музыка, философия, этика, а также общественные отношения[612]. Автор «Социальной и культурной динамики» приложил огромные усилия, чтобы доказать (в том числе и при помощи количественных методов), что все эти сферы связаны друг с другом и изменяются более-менее в одинаковом ритме. Суперсистема как целостность создает, как он полагал, связанное и единое в своем роде целое, являющееся реальностью

sui generis, наделенной как бы внутренней жизнью.

Во-вторых, понятие суперсистемы должно было указывать на то, что проблема культуры никоим образом не сводится к проблеме существования тысяч разных образов жизни и взглядов на жизнь, о которых рассказывают историки и этнологи, а основывается на том, что за этим эмпирически данным многообразием скрываются трудноуловимые системы сверхлокальных ценностей, которые требуется принимать во внимание, чтобы понять динамику как отдельных культур, так и мировой истории.

Сорокин предполагал, пожалуй, существование целой иерархии таких суперсистем (он упоминал, например, «национальные культурные суперсистемы»). Тем не менее почти все внимание он уделил тем из них, которые имеют наднациональный характер, присутствуют во всей истории (точнее говоря, в истории нашего культурного круга, ибо другими он всерьез не занимался) и которые, как писал Сорокин, можно пересчитать по пальцам[613]

. Как следует из работы Modern Historical and Social Philosophies, свои представления о суперсистемах он считал по многим параметрам схожими с представлениями Шпенглера, Тойнби и других рассматриваемых в этом разделе авторов, пользовавшихся иной терминологией.

Сорокин выделил три такие суперсистемы: чувственную (sensate), идеациональную (

ideational) и идеалистическую (idealistic), которая была своего рода синтезом двух первых[614]

, более всего интересовавших его, в конечном счете, как чистые типы, абсолютно друг другу противопоставленные и чаще встречающиеся. Основа такого выделения типов была очень проста и напоминала использованное многими веками раньше святым Августином противопоставление Града Земного и Града Божьего. Различие между чувственной и идеалистической суперсистемами основывалось прежде всего на том, что в первом случае реальность рассматривается как по своей сути материальная и познаваемая без остатка при помощи чувств и разума, в то время как во втором случае она считается имеющей духовную природу и познаваемой лишь сверхчувственным и сверхразумным образом. Идеалистическая суперсистема с этой точки зрения эклектична, так как подразумевает частично материальный, частично духовный характер реальности и в соответствии с этим – необходимость использования разных способов ее познания.

Это были, конечно, идеальные типы (Сорокин, правда, очень критично относился к этой веберовской концепции и сам этот термин не использовал), поскольку все конкретные культуры, как мы уже знаем, в той или иной степени «эклектичны и не интегрированы». Тем не менее то, в какой степени они приближаются к какому-либо из этих чистых типов, является принципиальным вопросом для их характеристики и оценки. В центре внимания Сорокина находилась западная культура, которая, как он считал, в течение последних столетий приближается к чистому типу чувственной суперсистемы, погружаясь тем самым в состояние кризиса. Несложно заметить, что это была очередная вариация на тему «расколдовывания мира» и его последствий.

В размышлениях на эту тему Сорокин выходит из роли объективного исследователя, который описывает разные системы ценностей и разные несводимые друг к другу «правды», и занимает позицию моралиста, который судит о том, какая из этих систем является лучшей и где находится Правда, написанная с очень большой буквы. С этой точки зрения чувственная культура оказывается отрицательным персонажем исторической драмы, неся с собой неверие, гедонизм и релятивизм. Конечно, скорее всего, и этот период закончится, и можно надеяться, что родится другая «ментальность», в которой сверхчувственные и сверхразумные ценности обретут свои утраченные права. Ибо история не имеет установленного раз и навсегда направления, но является последовательностью «ненаправленных флуктуаций».