История социологической мысли. Том 2

Исходной точкой истории ментальностей является банальный отчасти тезис о том, что представители цивилизаций (в данном случае можно сказать, что и культур), отдаленных друг от друга во времени и/или пространстве, отличаются не только образом жизни, трудовыми технологиями, организацией коллективной жизни или взглядами на те или иные вопросы, но (и столь же сильно) чувственностью, чувством времени, реакциями на стимулы внешнего мира, чувствами и способами их выражения и т. д., одним словом, всем тем, что может показаться зависимым скорее от видовых черт homo sapiens, чем от условий среды. «Средневековый мир воображаемого» – это название одной из книг Ле Гоффа. Можно сказать, что каждая великая цивилизация имеет свое собственное воображение и свою собственную чувствительность. Быть может, лучшим, но лишь одним из многих ему подобных примером такой точки зрения была книга Робера Мандру «Франция раннего Нового времени, 1500–1640. Эссе по исторической психологии» (Introduction à la France moderne 1500–1640. Essai de psychologie historique

, 1961).

Сколь бы вдохновляющими ни были отдельные работы по истории ментальностей, следует сказать, что ее научный статус до сих пор остается до конца не определенным. На это обратил внимание, в частности, Жак Ле Гофф, подчеркивая одновременно и важность открытия этого «наиболее стабильного, наиболее недвижимого уровня социальной экзистенции», «уровня ежедневных автоматизмов поведения, сформированных устойчивой общностью условий жизни», и предварительный характер основных положений, указывающий на необходимость дальнейшей совместной работы с антропологами, социологами и психологами[647].

* * *

Хотя школа «Анналов» все чаще становится предметом критики, никто все же не склонен ставить под сомнение ее роль в развитии социальных наук, а в особенности ее влияние на историографию, которая, и не только во Франции, уже не является тем, чем была до появления «Анналов». Значительно более спорным остается вопрос о возможности осуществления идеала глобальной истории как универсальной социальной науки, в которой будут сняты барьеры между дисциплинами и из которой возникнет образ человека во всей его полноте. Человека, который не сводится к одной только роли, сфере деятельности или функции. Человека – творца своей судьбы, но и продукта естественных и социальных условий, в которых он находится.

Можно считать, что это только утопия, однако без такой утопии не была бы возможна гуманитарная наука. А поскольку на практике наука избегает подобной утопии и стремится к специализации и нагромождению деталей без руководящей идеи, то особенное значение приобретают различные попытки следовать идеалу, не покидая твердой почвы фактов и не заменяя исследования реальности спекуляцией. Деятельность школы «Анналов» была одной из немногих попыток такого рода. Вероятно, именно поэтому ее пример может быть привлекательным не только для историков, но также, например, и для социологов, доказательством чего служит создание в 1977 г. Иммануилом Валлерстайном Центра Фернана Броделя (Fernand Braudel Center), задачей которого было «открыть „Анналы“, почтить „Анналы“, учиться у „Анналов“»[648]

. Проблема «социология и история» не теряет актуальности, поэтому и уроки «Анналов» как, без сомнения, самой серьезной попытки создать их устойчивый альянс все еще достойны внимания.

7. Фигуративная социология Элиаса

Среди социологов, в центре внимания которых оказалась цивилизация, почетное место занимает Норберт Элиас

(Norbert Elias) (1897–1990), хотя, как мы увидим далее, он существенно отличался от тех авторов, о которых речь шла выше, и даже в самой минимальной степени не был теоретиком многообразия цивилизаций. Он не только фактически занимался всего лишь одной цивилизацией, но и в принципе говорил о цивилизации (а скорее даже о процессе цивилизации) в единственном числе. В этом отношении он напоминал мыслителей XVIII и XIX столетий, что вовсе не значит, что он был их эпигоном. Совсем наоборот, это был абсолютно современный мыслитель, подвергавший пересмотру старые концепции цивилизации, отбрасывавший как идею исторической необходимости, так и амбиции найти какой-либо «решающий» фактор происходящих изменений. Он был тем мыслителем, который вполне отдавал себе отчет во внутренней противоречивости процесса цивилизации и постоянном присутствии антицивилизационных тенденций.