Читаем История социологической мысли. Том 2 полностью

Без сомнения, Элиас принадлежал к числу наиболее выдающихся индивидуальностей в социологии XX века. Однако исторические обстоятельства сложились так, что публиковаться он начал довольно поздно, еще позднее получил известность и признание (до недавнего времени его имя вообще не упоминалось в большинстве работ по социологии ХХ века). Стабильную академическую должность, и то не в самом престижном в те годы университете, Элиас занял только в пятьдесят шесть лет, мировая слава пришла к нему тогда, когда он уже вышел на пенсию, так и не став полным профессором, а после смерти, в девяностые годы, Элиас был уже повсеместно признанным классиком, цитируемым в социологической литературе чаще, чем Толкотт Парсонс.

Великий аутсайдер социологии ХХ века

Причиной такого запоздалого восприятия работ Элиаса стали как его долгие скитания, так и то, что свойственный ему способ занятия социологией полностью расходился с тенденциями, господствовавшими в этой дисциплине на протяжении значительной части его жизни. Его социология была именно исторической

социологией, программно противостоящей типичному для большинства современных ему социологов «уходу в настоящее», но вместе с тем несогласной ни с одной из существовавших моделей соединения социологии с историей.

Наследие Элиаса не коррелирует ни с одной из известных академических традиций, оно, как писал Джоан Гудсблом, «‹…› касается исторического процесса, но не является „историей“. Много говорит о психических структурах, не будучи, однако, „психологией“. Оно ближе всего социологии, но сам подход к объекту разительно отличается от текущей социологической литературы»[649]

. Элиаса труднее, чем какого-либо другого социолога XX века, отнести к определенной «школе»; сложно также сказать, с кем он был преимущественно связан, хотя несложно заметить, как много его связывало, скажем, с Максом и Альфредом Веберами или с Фрейдом. Он ни с кем никогда не соглашался полностью, хотя и осознавал то, насколько его нонконформизм портит ему карьеру.

Элиас с самого начала был ученым исключительно оригинальным и независимым, что проявилось уже в его контактах с первыми учителями философии и социологии (среди которых были Альфред Вебер и Карл Мангейм, чьим ассистентом он был на протяжении нескольких лет). В период господства в Германии кантовской традиции он, будучи докторантом, ввязался в принципиальный спор с Кантом, а работая десятки лет в Англии, не видел никаких причин для того, чтобы по примеру Мангейма и многих других немецких эмигрантов хотя бы немного сблизить свой стиль мышления с тем, что считалось нормой в социальных науках англосаксонского мира. Свидетельством его нонконформизма было еще и то, что он до конца жизни писал в основном по-немецки.

Норберт Элиас родился во Вроцлаве, поначалу изучал философию и медицину в родном городе, позже продолжил изучение философии в Гейдельберге и во Франкфурте, все более интересуясь, однако, подобно Мангейму, социологией. Во Франкфурте Элиас получил хабилитацию на основании работы историко-социологической тематики «Придворное общество» (Die höfische Gesellschaft. Untersuchungen zur Soziologie des Königtums und der höfischen Aristokratie, mit einer Einleitung: Soziologie und Geschichtswissenschaft), опубликованной лишь в 1969 г. После прихода к власти в Германии гитлеровцев Элиас, еврей по происхождению, был вынужден искать убежища во Франции, откуда довольно быстро переехал в Великобританию, где остался надолго и в конце концов получил скромную должность в Университете Лестера. Уже будучи на пенсии, он два года преподавал в Гане, работал в Центре междисциплинарных исследований Университета Билефельда, преподавал в разных немецких университетах и в Университете Амстердама, где в конце жизни решил поселиться навсегда, найдя там преданных учеников, все чаще публикуясь и пользуясь все большим признанием.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука