Поэтому главное произведение Элиаса рассматривает не столько рождение цивилизации, сколько значительное ускорение этого длительного процесса, которое произошло в Западной Европе с конца Средневековья. Основные элементы всего того, что Элиас называет цивилизацией (например, такие, как распространение контроля над применением силы, сдерживание природных импульсов или обладание каким-то минимумом знаний), в той или иной мере присутствуют во всех обществах как «элементарные функции», необходимые для продолжения их существования[657]
. Речь же идет о том, что в исследуемый Элиасом период истории Европы в этом отношении произошел качественный скачок, наблюдение за которым позволяет отдать себе отчет в том, каков характер всего этого процесса как «своеобразной трансформации человеческого поведения» и человеческой ментальности.Это процесс по сути своей многоаспектный, как минимум психологический и социальный одновременно. Его формируют как новая ментальность, так и новые модели поведения (Элиас придает им такое значение, что, можно сказать, отвечает скорее на вопрос, что такое цивилизованный человек, чем на вопрос, что такое цивилизация как таковая), как развитие новых видов отношений между людьми, так и нового типа государства. Здесь недопустимо никакое монокаузальное объяснение. Сколь бы важным ни было изменение установок, было бы нонсенсом утверждение, что с него все начинается. Важным аспектом процесса цивилизации является, например, описанная Максом Вебером рационализация, но нет никаких оснований для того, чтобы считать ее мотором этого процесса или его единственным приводным ремнем. По сути, все аспекты в равной степени важны, речь идет скорее об утверждении об их одновременном проявления, чем об установлении иерархии между ними.
Все очарование работы
Работая над историей процесса цивилизации в Западной Европы и рассматривая отдельные связанные с этим вопросы, Элиас, вероятно, ни на секунду не переставал думать о великом синтезе наук и не представлял себе исторического повествования, которое было бы свободно от общей теории. Когда он дистанцировался от социологов-теоретиков, то имел в виду бесплодность теоретизирования, которое не приводит ни к чему, кроме как к системе общих утверждений, и становится самоцелью. Однако Элиас не считал, что познание реального мира было бы возможно без принятия многих принципов, которые дают направление поискам, делают возможным целостную интерпретацию фактов и прокладывают путь такому синтезу, который не заключается исключительно в требовании собрать как можно больше эмпирических данных.
Такие принципы присутствуют почти во всех работах Элиаса, что, в общем-то, и предопределило недоброжелательный их прием со стороны профессиональных историков, большинство из которых увидело в
Здесь мы, однако, не будем заниматься оценкой вклада Элиаса в историографию, а лишь выделим самые важные и самые оригинальные элементы его