Читаем История социологической мысли. Том 2 полностью

Философствование Знанецкого было направлено не только на решение тех или иных частных проблем, вытекающих из преобладающих в данный момент концепций, но и на создание нового – «более полного и более творческого» – мировоззрения, которое смогло бы справиться с вызовом мира, находящегося в глубоком кризисе (мотив «кризиса» или «перелома», который требует новых идей и новых людей, играет важную роль во всем творчестве автора «Упадка западной цивилизации»). Знанецкий был убежден, что источником мировоззренческой революции станет прогресс философской рефлексии о культуре. Среди прочего и поэтому его философия, определенная вначале как «гуманизм», была им позже названа культурализмом.

Исходным пунктом философии Знанецкого, возникшей «между прагматизмом и неокантианством» (Станислав Божым), была проблема творчества, активно обсуждаемая во всей модернистской философии. Следует помнить, что ее часто недружественное отношение к социологии вытекало из того, что эта наука подчеркивала главным образом детерминированность действий человека теми или другими объективными факторами

[687]. Обвинения Знанецкого в адрес традиционных философских и социологических направлений (прежде всего против различных разновидностей натурализма) касались именно того, что они представляют мир как что-то готовое и законченное, не оставляя никакой возможности объяснения непрерывных процессов возникновения, в ходе которых только и создаются как познающий субъект, так и познаваемый объект.

Проблема творчества, считал Знанецкий, оказывается никоим образом не решаемой, если между чистой объективностью и чистой субъективностью не будет установлена промежуточная сфера в виде ценностей

. «Ценностью, – писал Знанецкий, – для философии является то, что оценивается положительно или отрицательно, то, по отношению к чему субъект занимает позицию, принимает или отвергает ‹…›»[688]. Это понятие стало центром философии Знанецкого как философии «практической реальности», которая, в отличие от природной реальности, является «миром ценностей»
[689]. По его мнению, ничего другого нам непосредственно не дано.

Ситуация выглядит не так, как нам подсказывает здравый рассудок, склонный при изложении этой философии утверждать, что ценности существуют в мире «рядом» с вещами, как особая реальность, или же являются некими вещами, которые человеческая деятельность снабжает какими-то добавочными свойствами, поскольку по отношению к вещам они безусловно первичны. Природа дана человеку не иначе как в виде ценностей. Опыт ее восприятия никоим образом не является непосредственным, поскольку мы приобретаем тот или иной опыт, уже имея более ранние опыты, и, кроме того, мы не можем получить абсолютно свободный от рефлексии опыт о мире: только наша рефлексия артикулирует его, связывая содержание одного опыта со всеми другими. Только в такой связи объекты опыта начинают существовать для нас реально[690].

Количество такого рода связей (то есть потенциальных значений

каждой совокупности содержаний опыта) неограниченно. «‹…› конкретный объект, объект, который существует как таковой, во всем своем содержании и значении, заключает в себе все то, что каждый субъект, которому он дан в опыте, добавляет в нему тогда, когда воспринимает его как элемент той или иной системы»[691]. Поэтому тщетны все усилия добраться до какой-либо единственной «сущности вещей». Возможны многие различные «системы», которые в равной степени будут «рациональны». Не следует, однако, думать, что процесс присваивания значений является сферой человеческого произвола и субъективизма. Человек представляет собой историческое существо, и ценности, с которыми он имеет дело, являются историческими не только в том смысле, что они непрерывно меняются, но и в том, что каждая из них содержит «предложение» создания определенных связей, тех, в которые она вступала в прошлом. Знанецкий говорит о «‹…› зависимости человека как действующего, познающего и испытывающего опыт субъекта от прошлого культуры и культурного окружения. Эта зависимость не уменьшается, а увеличивается с каждым шагом вперед в ходе умственного прогресса. Многие тысячелетия культурной жизни накопили такую громадную массу привычек и традиций, что современный человек совершенно не способен к познанию и даже восприятию мира иначе, нежели сквозь призму культуры»[692].

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука