История социологической мысли. Том 2

Эта концепция носила неизменно онтологический характер, то есть говорила о том, что является объектом исследований социолога (и любого другого исследователя культуры), а не о том, каким способом можно или нужно его исследовать. Из концепции гуманистического коэффициента вытекали, разумеется, определенные методологические рекомендации, но не они определяли ее теоретическое значение. Методологическое толкование этой концепции ведет, впрочем, к ее безнадежной банализации, поскольку не многие исследователи общества или культуры (разве что горстка ортодоксальных бихевиористов) стали бы защищать то мнение, что не следует принимать во внимание то, как общественные процессы видят те, кто принимает в них участие. Мало кто, вероятно, стал бы утверждать, что способ этого видения не имеет никакого влияния на ход этих процессов. В связи с этим Знанецкий считал, что гуманистический коэффициент в некоторой степени действительно учитывался даже теми социологами, которые были привержены ложной натуралистической философии[705].

Концепция гуманистического коэффициента имела, как нам кажется, двоякий смысл. Во-первых, она была реинтерпретацией тех явлений, которыми занималась натуралистическая социология, не отдавая себе отчета в их подлинном характере. Во-вторых, эта концепция была попыткой изменения традиционной сферы социологических интересов. С одной стороны, речь шла о новой точке зрения на те же самые явления, с другой – о довольно радикальной модификации понятия о данных опыта, которыми наука имеет право пользоваться, не совершая натуралистических или идеалистических ошибок.

Рассмотрим обе эти стороны. Изменение точки зрения заключалось, например, в том, что Знанецкий, не отрицая «‹…› реального влияния, которое чувственные явления, помещенные в пространственно-материальную систему, оказывают на культурную жизнь», предлагал, однако, это влияние определять «в гуманистических терминах» и утверждал, что «реальная среда общественных групп – это не среда, видимая и изучаемая наблюдателем, который эти группы ‹…› в нее помещает, но та, которую сами члены этих групп воспринимают, как данную в процессе развертывания их опыта ‹…›»[706]. Изменение сферы научных интересов – это включение в понятие опыта массы явлений, которые не являются «чувственными». В человеческом опыте, доказывает Знанецкий, находятся объекты, которые «‹…› не только снабжены значением, но и нередко почти полностью нематериальны по содержанию и несводимы к чувственному восприятию. Такими объектами являются, например, мифы и другие религиозные явления, политические институты, содержание литературных произведений, научные и философские понятия»[707]

.

Если мы намерены исследовать культурную реальность, то мы не должны быть ограничены натуралистической формулой опыта. С точки зрения исследователя культуры, объект, мыслимый при определенных условиях, является настолько же реальным, как и тот, до которого можно дотронуться.

Обсуждаемую концепцию неоднократно обвиняли в субъективизме. Поэтому стоит отметить, что она была задумана как антисубъективистская. Знанецкий как раз стремился доказать, что культурные факты не сводятся «‹…› ни к объективной природной реальности, ни к субъективным психологическим явлениям» ‹…›»[708]. В «Культурной реальности» он писал: «Мы здесь не рассматриваем

сознание, то есть тот способ, которым конкретный индивид видит „себя“ испытывающим некоторый опыт, а только форму, которую данные опыта принимают в ходе этого процесса; наша проблема является не психологической, а феноменологической»[709]. В Social Actions

Знанецкий утверждает: «Культура не является лишь собранием „фактов сознания“ вместе с их материальной оболочкой и результатами. Культуру образуют многие системы, большие или меньшие, более или менее интегрированные, постоянные или изменчивые, но обладающие своеобразной объективностью и своим собственным внутренним порядком ‹…›. Хотя и человеческая деятельность создает и поддерживает такие системы, она не является тем, чем представляется в интроспективном анализе: важен не ее „субъективный“, „психологический“ аспект, а то, как она проявляется в этом объективном мире культуры ‹…›[710]». Культурные системы реально существуют даже тогда, когда никто их в данный момент не осознает. Тем более нет необходимости, чтобы любая ценность, входящая в состав культуры какой-нибудь группы, принадлежала к сфере опыта всех ее отдельных членов; достаточно, чтобы она принадлежала к ней потенциально[711].