История социологической мысли. Том 2

Знанецкий представил два вида аргументов в пользу выделения из совокупности культурных систем особой категории социальных систем. Во-первых, он считал, что «‹…› культурная жизнь каждого человеческого сообщества является слишком богатым и хаотичным целым, охватывает слишком много гетерогенных культурных систем, оказывающих друг на друга влияние самыми разными и неисчислимыми способами, а также меняющихся непрерывно и неожиданно, чтобы настоящий научный синтез был когда-либо возможным ‹…›»[721]. Возможность создания общей науки о культуре казалась Знанецкому чисто теоретической, доказательством чего была для него этнология, которая, обращаясь к старой идее социологии как «общей теории культурных сообществ», не продвинулась далее исторического описания[722], которое не является еще наукой в строгом значении этого слова.

Во-вторых, Знанецкий утверждал, что культурная реальность не только не может быть истолкована как единое целое, но и на самом деле таким целым не является. «Культура человеческого сообщества, – писал он, – сама по себе не представляет ограниченного единства ‹…›»[723]. Несомненно, «каждая сознающая себя общность» пытается более или менее эффективно создать такое единство, однако нигде и никогда оно не стало эмпирическим фактом. Не следует преувеличивать связей между культурными системами, которые всегда характеризуются «относительной независимостью». Знанецкий склонялся даже к мысли, что по мере развития цивилизации эта независимость растет[724].

То, что можно назвать единством культуры, образуется исключительно на уровне опыта и деятельности индивидов, участвующих одновременно во многих культурных системах. Культура как таковая (а именно она интересовала Знанецкого прежде всего) неизбежно делится на различные и несводимые друг к другу порядки явлений: определенные виды систем ценностей вместе с их функциональными коррелятами[725]

.

Классификация этих систем является одновременно классификацией наук о культуре – уже существующих или таких, которые только нужно создать. Если мы выделим, например, гедонистические, технические, экономические, юридические, религиозные, символические, эстетические, познавательные и социальные ценности, тогда окажется, что каждому из этих классов свойственно наличие достаточно многих специфических качеств, чтобы каждый их вид стал исключительным предметом интереса отдельной науки о культуре. Ни одна из этих наук не может продвигаться вперед, паразитируя на достижениях остальных наук; открытия, совершенные в одной области, не объясняют того, что является самым важным в других. Итак, «‹…› никакая социологическая теория не может опираться на выводы, вытекающие из несоциологических теорий, а для установления социологических законов не могут служить никакие другие данные, кроме социальных»[726].

6. Социология как наука о системах ценностей и социальных действиях

Социология – это наука о культуре, которая «‹…› занимается строго и исключительно социальными ценностями и действиями в собственном смысле этого слова. Социальной ценностью является человек, субъект или сообщество лиц, рассматриваемые как объект человеческой деятельности; социальными действиями являются действия, стремящиеся к оказанию влияния на людей, субъектов или сообщества лиц»[727].

Особенность социологии на фоне других наук о культуре заключается в том, что она не только занимается изучением опыта и деятельности сознательных субъектов (что отличает все эти науки от естествознания), но и имеет дело с таким специфическим видом этого опыта и этой деятельности, для которого объектом являются другие сознательные субъекты. Гуманистический коэффициент здесь как будто возведен в квадрат. Объект, на который направлена деятельность сознательных субъектов, сам становится, в свою очередь, субъектом, способным к сознательному ответу на полученный стимул. «Иначе говоря, действующие люди не только действуют друг на друга, но и взаимодействуют (interact

)»[728]. «Эта взаимность социальной объективации, – писал Знанецкий, – формально отличает область социологии от других областей гуманитарных знаний, где противостояние ценности и действия остается постоянным по меньшей мере в некоторых границах, где явление, определенное как ценность, не может само стать субъектом, объективирующим того, кто его объективизировал как ценность»[729]. Это напоминает неустойчивость границы между установками и ценностями, с которой мы имели дело в «Методологических заметках» (см. раздел 15).