Читаем История социологической мысли. Том 2 полностью

Именно поэтому теорию социальной личности, разработанную Знанецким, не следует считать теорией, конкурирующей с психологическими теориями личности, поскольку у нее другая сфера и другое назначение. Кажется даже, что надо быть очень осторожным при ее сравнении со столь похожими на нее, впрочем, концепциями Кули или Мида. Эти концепции, учитывающие все общественные и культурные влияния, понимали тем не менее самость (self) как центр организации индивидуального опыта, в то время как Знанецкий занимается только социальной личностью как синтезом ролей, принадлежащих прежде всего сверхиндивидуальному аксио-нормативному порядку. Как верно замечает Уильям Л. Колб, «он [Знанецкий. – Е. Ш.] начинает с тех же понятий, которыми пользовались Фэрис и Мид, закладывая фундамент современной социальной психологии, а именно с понятий „установка“ и „действие“. Однако вследствие введения им понятия культурного

datum-а, которое всегда относится к объектам, находящимся в опыте субъекта, ‹…› он ослабляет акцент на установках как на динамических составляющих субъективной ориентации и делает акцент на содержании опыта субъекта. Вместе с ослаблением акцента на установках исчезает личность актора как динамическая система мотивации. Все, что остается от субъективной ориентации, – это сознательный фактор; все остальное оказывается по другую, объективную сторону уравнения, вместе с образом личности и идеологическими установками, организованными в системы моделей и норм»[748].

Сходство Знанецкого с американскими теоретиками из числа социальных бихевиористов несомненно заключается в том, что он, как и они, и особенно Джордж Герберт Мид, выступал против рассмотрения индивида как пассивного объекта, воспринимающего влияния среды, и вводил напоминающее противопоставленные Мидом me

и I различение «пассивной» и «активной» стороны личности, антиномию идентичности и оригинальности[749]. Однако не это стоит на первом плане теории Знанецкого.

Только на четвертое место – после социальных действий, отношений и лиц – поместил Знанецкий «самую сложную общественную структуру», то есть социальные группы. Соответствующий раздел социологии он считал, впрочем, «самой развитой отраслью социологии», и действительно, во времена Знанецкого всякого рода группам уделяли большое внимание, охотно определяя социологию как науку о социальных группах. Знанецкий, как мы уже знаем, долгое время был солидарен с отрицанием концепции социологии как науки об обществе, но все же для него было важно, чтобы социальные явления не отождествлялись с явлениями, происходящими в пределах групп. По отношению к последним социальные явления представляют собой класс явлений, несравненно более широкий, поскольку «‹…› существует множество социальных действий, которые он [каждый индивид. – Е. Ш.] выполняет не как член какой-либо группы, а просто как действующий индивидуум ‹…›»[750]

. Группа является особой социальной реальностью, в которой возникают неизвестные менее сложным социальным структурам явления, в частности своего рода коллективное сознание. «Группа существует прежде всего благодаря тому, что ее члены считают ее существующей отдельно от остального мира; каждый член принадлежит к ней прежде всего потому, что другие относятся к нему и он сам к другим как к членам одной и той же группы, в отличие от нечленов. Это необходимая и самая существенная черта группы как отделенной системы ‹…›»[751].

Важной чертой социальной группы является отсутствие эксклюзивности: индивид участвует одновременно во многих разных группах, так же как остается и во многих разных социальных отношениях и играет разные социальные роли[752]. Прежде всего это отличает социальную группу от общества, которым занималась прежняя социология.

Знанецкий выделял следующие группы: первичные, генетические, территориальные, религиозные, однородные (основанные на сходстве нужд) и культурные. Интересна, однако, не сама классификация (одна из десятков классификаций или типологий социальных групп, применявшихся в социологии и по большей части уже забытых), а то, чтó Знанецкий говорил о некоторых из выделенных их видов. Особенно плодотворными представляются, в частности, его рассуждения о культурных группах и прежде всего о нациях, увенчанные книгой «Современные национальности», которая, впрочем, не менее ценна и как исследование социальных ролей. В общем, Знанецкий не занимался социальными группами столь же систематически, как действиями и ролями. Соответственная часть Systematic Sociology так и не была написана.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука