История социологической мысли. Том 2

Можно сказать, что Знанецкий принял к сведению критику науки Бергсона, но, как социолог, он решил заниматься именно такой ограниченной наукой; он согласился также с популярной среди немецких историков концепцией истории, но социологию поместил по противоположную сторону границы, разделяющей историю и естественные науки. Знанецкий был, пожалуй, единственным представителем гуманитарной социологии, который оставил нетронутой натуралистическую концепцию науки и научного метода. «Никакая аргументация, – писал он, – возвышающая „конкретное историческое познание“ над „абстрактным натуралистическим познанием“ или идеализирующая интуитивное „понимание сути дела“ за счет понятийного „выяснения внешней связи явлений“, не опровергнет превосходства тех методов и критериев, которые привели к невиданному в истории развитию астрономии, физики и химии»[769]

. Знанецкий изменил сферу применения этого метода в гуманитарных науках (подвергая сомнению, например, возможность его использования историками), но в целом его не оспаривал. В социологии этот метод должен был сохранить всю полноту своих прав при условии, что речь идет о предмете особого рода, данном исследователю с гуманистическим коэффициентом.

8. Источники социологического материала

Это специфическое соединение крайне антинатуралистического определения предмета социологии с идеалом номотетической науки, готовой использовать методологическую модель естествознания, было источником серьезных практических трудностей. Каким образом исследователь, располагающий данными с гуманистическим коэффициентом, в значительной степени недоступными чувственному восприятию, может их употребить к своей пользе, точно так же как это делает натуралист, который имеет дело с вещами? К каким источникам должен обратиться социолог, если не хочет пользоваться не имеющей научной ценности интроспекцией и почти столь же бессмысленными для науки обыденными наблюдениями? Какие могут быть способы научной критики этих источников? Что гарантирует их достоверность? Проблема источников имела для Знанецкого большое значение, ибо он был глубоко убежден, что «социология как наука о социальных фактах» должна располагать своими собственными источниками и пользоваться данными других наук, например истории или этнологии, только как вспомогательными.

Общеизвестны заслуги Знанецкого по введению в социологию так называемого «метода личных документов», в частности открытия автобиографии как ценного социологического материала. Нетрудно было бы при этом указать на тесную связь между фактом использования именно этого материала и взглядами Знанецкого на социальную реальность как на всегда «чью-то» реальность. Однако само по себе использование истории жизни не было для Знанецкого панацеей от слабостей социологии. Несомненно, оно помогало принять во внимание гуманистический коэффициент, но само по себе не продвигало вперед социологию как номотетическую науку. Критичный в отношении любой фетишизации какого-либо источника как такового, Знанецкий утверждал, что «‹…› фактическая ценность каждого материала зависит от той цели, с какой он используется, и того способа, которым его используют»[770]

. Поэтому нам представляется, что самым главным в исследовательской программе Знанецкого является не выбор определенного вида источников (хотя, несомненно, самым убедительным образом он представил преимущества автобиографии), а его взгляд на взаимоотношение эмпирических данных и социологической теории, без которой эти данные нельзя ни корректно интерпретировать, ни правильно использовать. В исследовательской программе Знанецкого следует видеть, в частности, результат его критики тогдашней эмпирической социологии и особенно царствующей в этой области «анархии». Другой принципиально важный вопрос – это стремление Знанецкого к выработке эффективных средств контроля полученной разными способами информации.

Факты как таковые не представляют для науки никакой ценности: «‹…› мы должны помнить, – писал Знанецкий, – что научная значимость отдельного случая заключается не в нем самом, а в его использовании для формулировки общих понятий и законов. Случай, подвергнутый правильному наблюдению, является научно ценным только в той степени, в какой он репрезентативен для целого класса случаев, которые не были объектом такого тщательного наблюдения, а его описание является ценным настолько, насколько оно сохраняет истинность по отношению к другим случаям того же класса, освобождая нас таким образом от необходимости их исследования»[771]. Итак, социолог-эмпирик не может ни на миг перестать быть теоретиком. Социологическая теория не возникает сама собой из массы эмпирического материала. Наоборот, ценный эмпирический материал вообще не может быть собран без теории.