Читаем История социологической мысли. Том 2 полностью

По понятным причинам в первоначальной схеме Знанецкого не нашлось места, как мы уже упоминали, для обществ как своего рода социальных систем. Автор «Введения в социологию» пользовался, конечно, термином «общество», но его означаемое казалось ему более подходящим для размышлений философа, нежели социолога, который должен ограничиваться эмпирическими данными. С точки зрения социолога-эмпирика, общества не существуют. «Есть только различные общественные группы, разным образом пересекающиеся, сосуществующие, соединенные между собой, к которым индивиды принадлежат как члены, связанные более или менее тесно между собой, но не как элементы охватывающего их целого, а особым образом через общий опыт и действия. Никакая из этих групп не может считаться обществом par excellence, потому что и все другие имеют точно такое же право добиваться этого названия»[753]. Знанецкий писал об «обществе» самое большее как о комплексе групп, возникающем в условиях преобладания одной основной группы

[754], предусмотрительно используя кавычки. В более поздних работах он предложил такое определение «общества», чтобы это понятие «‹…› охватывало ‹…› различные общности с частично пересекающимся членством»[755]. Тогда можно было бы выделить четыре основных типа «обществ»: дописьменное племенное общество, политическое общество (государство), церковное общество
и общество с национальной культурой. Пятым типом, может быть, станет в будущем мировое общество[756].

Итак, с точки зрения Знанецкого, не следует говорить об «обществе» в единственном числе, если это слово не снабжено прилагательным. Во всяком случае, автор «Современных национальностей» признал возможным подход к обществам как к своего рода социальным системам, в которых «‹…› присутствует значительная степень социальной интеграции своеобразных социальных ролей, а также специфических социальных групп или ассоциаций»[757]. Значит, общества были бы пятым и наиболее сложным видом социальных структур. Этот раздел социологии Знанецкого остался наименее разработанным.

7. Социология как номотетическая наука

Приступая к изучению культурной реальности, мы неминуемо сталкиваемся со следующей дилеммой: мы должны или принять, что она является царством творчества, и тем самым отказаться от любых притязаний на научность, поскольку наука неизбежно стремится к открытию законов, которым творчество ex definitione не подчиняется, или отступиться от постулатов «гуманизма» и исследовать культурные факты способом, который является тем же самым или в основе своей подобным тому, которым натуралист исследует факты природы, воспринимая их как объекты, подлежащие воздействию неизменных законов. Исследователь может быть или философом культуры, рассматривающим «непрерывность творческого развития», или ученым, изучающим повторяемость явлений. Третьего пути нет. Нельзя представить метод, который позволяет одновременно заниматься творчеством и причинностью. Перед лицом этой дилеммы Знанецкий-социолог, в отличие от Знанецкого-философа, не испытывал никаких сомнений: он однозначно высказывался в пользу науки, хотя отнюдь не ставил под сомнение смысл философских рассуждений.

Знанецкий, вероятно, был единственным представителем гуманистической социологии, который, по сути дела, отрицал тезис о принципиальном различии метода естественных наук и метода наук о культуре. Эти две группы наук отличаются скорее предметом, нежели методом. Знанецкий писал, например, что «‹…› историческое знание и знание обобщающее (то есть классифицирующее и номотетическое) отличаются ‹…› только тем акцентом, который они делают на одном из двух основных и комплементарных направлений научного исследования»[758]

. Более того, он считал социологию номотетической наукой и почти маниакально подчеркивал ее методологическое сходство с естествознанием, которое во многих случаях ставил социологам в пример. Он считал, что нет причин, чтобы «‹…› гуманитарные науки не могли достичь того же уровня при помощи тех же принципов и критериев теоретического совершенства, никак не теряя при этом своей особенности, не сводя своих явлений к категориям естествознания и не превращаясь в часть естествознания»[759]. В «Науках о культуре» Знанецкий выразится еще яснее: «‹…› человеческие действия могут научно исследоваться при помощи тех же методов, которые служат для исследования ограниченных природных систем»[760]. Пользуясь языком Дюркгейма, можно сказать, что Знанецкий рекомендовал исследование общественных явлений как вещей, хотя вся его социальная онтология была построена на тезисе, что они не являются вещами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука