История социологической мысли. Том 2

Возможность превращения социологии в номотетическую науку, подобную естествознанию, связана, по мнению Знанецкого, с тем, что она занимается «‹…› социальными явлениями, в которых преобладает элемент постоянства и повторяемости ‹…›»[761]. Это означает обращение внимания не на большие исторические целостности, а на части, из которых они состоят. «Социология, – пишет Знанецкий, – должна при этом лишь отдавать себе отчет в том, что законы причинности могут применяться только к элементарным явлениям, а не к комплексам (прежде всего,

никогда – к явлениям полного изменения человеческих сообществ), а значит, и в том, что ее номотетические задачи тесно связаны с задачами аналитическими»[762]. Эти «элементарные явления» – это именно те аксио-нормативно упорядоченные социальные структуры или системы, о которых речь шла выше. Не менее постоянными и повторяющимися являются и культурные нормы – в отличие от конкретной деятельности отдельных лиц. Существование норм позволяет предвидеть ход социальных процессов. Короче говоря, возможность социологии как номотетической науки основывается на том, что она является аналитической наукой о культуре, направленной на обнаружение аксио-нормативного порядка социальных явлений. Поворот в сторону истории или в сторону психологии неотвратимо лишает ее шансов на открытие законов.

Для реализации задач социологии как номотетической науки Знанецкий рекомендовал особую процедуру исследования социальных систем, которую он называл аналитической индукцией

. Он называл социологию индуктивной наукой, хотя и пользующейся дедукцией и феноменологическим анализом как вспомогательными методами[763]. Свое изложение аналитической индукции Знанецкий начинал с критики исходящей из обыденного мышления энумеративной индукции, разновидностью которой он считал становившийся все более популярным в американской социологии статистический метод. Эта энумеративная индукция должна была заключаться в том, что изначально принимается то или иное определение какого-то класса фактов, затем собирается, как это делал Спенсер в «Основаниях социологии», как можно больше случаев, которые можно причислить к данному классу. Энумеративная индукция, по существу, остается на уровне здравого смысла, который собирает иллюстрации уже известных для себя истин. Не лучше, по мнению Знанецкого, и статистический метод, который за сто лет не принес ничего, кроме подтверждения и опровержения тех или иных популярных мнений[764]. В отличие от энумеративной, индукция аналитическая, которую Знанецкий выводит от Галилея, пытается умножить знания «‹…› не путем накопления большого количества поверхностных наблюдений, а с помощью выведения законов путем глубокого анализа экспериментально выделенных случаев»

[765]. Иногда Знанецкий называл этот вид индукции типологическим или эйдетическим методом[766]. Примером использования этого метода он считал, в частности, «Польского крестьянина в Европе и Америке».

Однако, как представляется, творчество Знанецкого не изобилует примерами открытия социологических законов с помощью аналитической индукции или какого-либо другого метода. Так или иначе, автор The Method of Sociology

ожидал, что систематическое применение усовершенствованной индукции приведет к обнаружению двоякого рода зависимости между социальными явлениями: структурной и причинной, для познания статистических и динамических законов соответственно.

Хотя знание динамических законов должно было позволить объяснить социальные изменения, Знанецкий отказывался от формулировки так называемых исторических законов, которым столько внимания посвящала прежняя социология. Нельзя обманываться, писал он, что социология объяснит социальную эволюцию: «‹…› номотетические задачи и историко-генетические задачи не могут быть соединены друг с другом. Эта невозможность имеет еще более глубокие истоки, нежели ‹…› противоречие между конкретностью, неповторимостью, фактической категоричностью исторического процесса, с одной стороны, и теми абстрактностью, повторяемостью, гипотетичностью, которых требуют научные законы, с другой. Различие между номотетическим и историческим методами идет еще дальше; а именно объяснение при помощи законов опирается на принцип причинности, в то время как генетическое объяснение этот принцип исключает»[767]. Ведь генезис связан с созданием нового, а наука бессильна перед творчеством. «Только тогда, когда какая-то система объектов или действий уже готова и определена, наука может отнести отдельные факты, выступающие в этой системе, к другим отдельным фактам в рамках той же системы как к их причинам»[768].