История социологической мысли. Том 2

Именно такая точка зрения отчетливо видна в анализе источников социологического материала, проведенном Знанецким в The Method of Sociology. Он выделяет пять таких источников: «(а) личный опыт социолога, собственный или заменяющий его опыт другого; (б) наблюдение, производимое социологом, непосредственное или опосредованное;

(в) личный опыт других людей; (г) наблюдение, производимое другими; ‹…› (д) обобщения, сделанные другими в научных или других целях»[772]

. Знанецкий систематически рассматривал сильные и слабые стороны каждого из этих источников, среди которых самым важным считал личный опыт социолога, предостерегая одновременно от смешивания его с интроспекцией. Интроспекция, утверждал он, играет здесь роль не большую, нежели в случае естественных наук.

Характерным для Знанецкого представляется, в частности, то, что он на каждом шагу подчеркивает, что социолога вообще не интересуют психические переживания, ни собственные, ни других людей. То, к чему мы стремимся добраться, – это не какая-то скрытая психическая реальность, которая может интересовать психолога или писателя, а «‹…› объективные ценности, которые сохраняют свое содержание и значение, а также могут наблюдаться любым и каждым»[773].

Личный опыт социолога может иметь большое научное значение лишь настолько, насколько благодаря рефлексии ученый совершит его «теоретическую реконструкцию», придавая полученным благодаря ему данным такую форму, чтобы данный опыт мог быть воспроизведен каждым и таким образом проверен. Описание этого опыта должно состояться в «объективных терминах», то есть на языке определенных систем ценностей, которые могут стать предметом опыта (в широком его понимании) многих разных лиц[774]. Такая интерсубъективизация личного опыта возможна благодаря тому, что его содержание никогда не изолировано, а связи внутри него обусловлены культурно. Личный опыт пребывания партнером в социальных отношениях, исполнения социальной роли или участия в социальной группе всегда, конечно, в некоторой степени уникален, но социолога не интересует его исключительность. Также «‹…› опыты, выражаемые в автобиографиях [других людей. – Е. Ш.], выводят социолога за пределы „внутренней“ психической жизни личности, становятся, даже помимо ее знания об этом и ее воли, источником познания сверхиндивидуального социального мира»

[775]. Если повторение опыта путем точного воспроизведения данной системы невозможно, следует гипотетически предположить, что «‹…› существуют другие системы с принципиально похожим составом и структурой», а также воспользоваться доступными знаниями о них[776]. Очевидно, что такое предположение имеет в высшей степени теоретический характер, поскольку требует определенной концепции и классификации культурных систем.

Стоит отметить, что Знанецкий приписывал заменяющему опыту, который более-менее соответствует тому, что мы, описывая Дильтея, назвали «психологическим пониманием», лишь второстепенное значение. Занимаясь этой разновидностью опыта, Знанецкий говорил прежде всего о ее опасностях, добавляя, что «‹…› описание заменяющего опыта должно быть сделано таким образом, чтобы его можно было проверить как оригинальным опытом, так и наблюдением»[777]. Заслуживает, впрочем, внимания и то, как редко Знанецкий упоминал о процедуре понимания как инструменте социологического познания.

Подобным же образом автор The Method of Sociology

подходил и к проблеме наблюдения. Личный опыт исследователя не является простым «переживанием», и наблюдение не заключается просто в смотрении и слушании. Социолог должен учитывать не отдельные факты, а их связи, образующие системы. Таким образом, он шаг за шагом совершает теоретическую реконструкцию «‹…› установленных обычаем социальных действий, нормативно урегулированных социальных отношений, личностей и групп»[778]. Вне контекста теории культуры факты являются лишь хаосом.

Не задерживаясь на подробном анализе взглядов Знанецкого на источники социологического материала, можно, в общем, сказать, что его эмпирическая социология, после «Польского крестьянина» остававшаяся, к сожалению, большей частью в сфере проектов, была очень сильно связана со всей совокупностью его социологии, особенно с концепцией ограниченных культурных систем. Эта программа эмпирической социологии была одновременно и прекрасным подтверждением антипсихологизма социологической теории Знанецкого, и его установки на исследование прежде всего объективных социальных систем. Эта установка, разумеется, ни в чем не нарушала философского, по сути, убеждения, что «‹…› социальная реальность – это не что иное, как частично упорядоченный синтез многих отдельных жизней, а каждая индивидуальная позиция и стремление представляют собой реальную социальную силу»[779].

9. Социология и социальная практика