История социологической мысли. Том 2

Знанецкий подчеркивал теоретический характер социологии. Как Дюркгейм и Вебер, он утверждал, что «‹…› следует избегать всякой связи социологической теории с нормативной спекуляцией»[780], а также предостерегал социологов от работы под натиском насущных нужд текущего момента, определенных практиками. Однако теоретический характер социологии отнюдь не должен заключаться в безразличии к проблемам, важным в общественной практике. Наоборот, быстрое развитие теоретической социологии казалось Знанецкому необходимым, между прочим, и потому, что это обещало создание научных основ «социальной технологии». «‹…› социология является

практически самой важной из всех гуманитарных наук благодаря неограниченным возможностям применения ее результатов»[781]

. Однако в его понимании проблема связи социологической теории с социальной практикой не сводилась к проблеме использования достижений первой. Из того, что мы уже сказали о роли, приписываемой им личному опыту социолога, можно сделать вывод, что участие в социальных процессах было, по его мнению, условием их правильного познания. «Социология не может, конечно, непосредственно перенимать понятия у практической рефлексии над социальной жизнью, но может и должна опираться на результаты этой самой социальной деятельности»

[782].

Знанецкий оценивал будущее социологии чрезмерно оптимистично, он находился под впечатлением быстрого прогресса американской социологии и разделял те надежды, которые этот прогресс вызывал в США. О масштабе тех возможностей, которые он приписывал социологии, лучшим образом свидетельствует написанная им в 1928 г. статья о нуждах польской социологии. Социология должна была не только ставить и разрешать проблемы, связанные, например, с функционированием современного государства. Ее задачей в трудное время кризиса была также подготовка теоретических основ новой цивилизации, утопическую картину которой Знанецкий нарисовал самым выразительным образом в «Современных людях и цивилизации будущего»: цивилизации более общечеловеческой и одухотворенной, более гармоничной, более способной справляться с неизбежно повторяющимися кризисами. Правда, этот мотив выступает во всем творчестве Знанецкого. Поздние «Науки о культуре» заканчиваются следующими словами: «Как социолог и философский оптимист я люблю представлять себе, что рано или поздно решение всех важных проблем человека будет поручено ученым-гуманитариям, социологи же возьмут на себя задачу определения того, как инновации, предлагаемые специалистами из разных областей культуры (вместе с естественными науками и техникой), могут быть согласованно использованы на благо человечества социальными группами практиков. Это не означает, что будущее человечество будет, как это представлял себе Конт, планироваться и управляться социологами или что человеческий мир будет не только социально объединенным, но и культурно унифицированным. Скорее это означает, что социологи станут интеллектуальными вождями в непрерывном процессе дифференциации и интеграции социальных ролей и социальных групп во всем мире. Выполняя эту задачу, они будут косвенно способствовать постоянному творческому развитию новых разновидностей культурных систем, а также обогащению и разнообразию жизни индивидов»[783]

.

Нелегко определить место взглядов Знанецкого среди идеологических и тем более политических течений эпохи. Он не отождествлял себя ни с одним из них, а его дистанцию в отношении конкретных программ социальной практики увеличивало еще и то обстоятельство, что он участвовал одновременно в интеллектуальной жизни и Польши, и США – стран, столь сильно отличающихся друг от друга. Знанецкий высказывался от имени «умственной аристократии», которую противопоставлял, с одной стороны, «паразитической аристократии», а с другой – массам. Эти термины имели для него особое значение, они относились «‹…› исключительно к ‹…› закрепленному и социально организованному различию между стихийным творческим меньшинством, которое обладает культурной инициативой, и культурно пассивным большинством, которое имеет отношение к творческой работе лишь в той степени, в какой меньшинство заставляет или склоняет его к сотрудничеству в деле воплощения созданных этим меньшинством идеалов»[784]. Можно согласиться с Помяном, который пишет о Знанецком так: «Он смотрит на мир с точки зрения человека умственного труда, с точки зрения интеллигенции, признанной той группой, чья активность является единственным источником социальной динамики»[785].

Заключительные замечания