Читаем История социологической мысли. Том 2 полностью

Затрагивая тему неопозитивизма в социологии, ее историк находится в несколько парадоксальной ситуации, а именно: с одной стороны, весьма распространено мнение, что в социологии неопозитивизм был (а возможно, остается по сей день) одним из основных или даже «главенствующим»[788] течением, с другой – в большинстве работ по истории социологии и современным социологическим теориям не встречаются даже упоминания

[789] о нем. Издатели антологий классических текстов по социологии также игнорируют неопозитивистов. Основоположников этого направления, Отто Нейрата и Джорджа Э. Ландберга, обычно не слишком принимают всерьез и мало кто их сегодня читает. Не наблюдается и таких современных их последователей, которые были бы склонны демонстративно апеллировать к их научным взглядам.

Ведь невозможно сегодня представить себе серьезного социолога, который предсказал бы абсолютное уподобление социальных наук естествознанию и свершение в них тем самым в скором времени революции, сопоставимой с революцией, совершенной Коперником, Кеплером, Галилеем и Ньютоном[790]

. Впрочем, и в тот период, когда манифесты такого рода провозглашались, они чаще вызывали сомнения и возражения, чем возбуждали энтузиазм. Во второй половине ХХ века позитивизм как таковой часто подвергался резкой критике, при этом о неопозитивизме уже мало кто вспоминал, а его представителей почти забыли, предметом же критики стало прежде всего то, что неизменно приписывается всякого рода позитивизму, а также то, что у него позаимствовало большинство социологов и что утратило в их сознании связь с каким-либо точно определенным философским измом. Другими словами, противники позитивизма, не привыкшие вдаваться в различия его разновидностей, преимущественно обращаются к его самой общей и сильно упрощенной характеристике, а сторонники, вольные или невольные, предпочитают говорить просто о «научной» и «эмпирической» социологии, подчеркивая свою независимость от любой «философии», разумеется за исключением философии науки, трактуемой как совокупность умозаключений, сформулированных вследствие развития естествознания.

Однако неопозитивизм все еще считается, и небезосновательно, направлением, имеющим влияние и жизнеспособным, даже среди наблюдателей, не сомневающихся в том, что та гуманитарная наука, которая реализует неопозитивистские проекты, «‹…› не вышла за пределы общих деклараций и никогда не существовала как фактически применяемое знание»[791]. Возможно, именно авторы, скептически настроенные по отношению к этим проектам, оказались более склонными преувеличивать их влияние на социальные науки, в частности на социологию. Особенно в этом преуспели представители критической теории, которые в конце шестидесятых начали очередной

der Positivismusstreit in der Soziologie[792]
, но не только они.

Отсутствию заинтересованности неопозитивизмом со стороны авторов, занимающихся развитием социологических теорий, находится только одно объяснение, кроме того, разумеется, что неопозитивизм как чудесный способ превращения социологии в науку начал быстро выходить из моды. Неопозитивисты в социологии, по сути дела, действовали в иной плоскости, чем другие социологи-теоретики, и, следовательно, не создавали теорий, сопоставимых с теориями, которым посвящена, например, эта книга. Они не расширяли перечень понятий, а скорее старались заменить существующие понятия «переменными» и «индикаторами»[793]. Занимаясь вопросами применения эмпирической социологии и построением социологических теорий, сами они в этом не вполне преуспели: у них скорее получалась нормативная теория научной деятельности, чем научная деятельность, из которой могла бы выйти теория социальных явлений, не уступающая по масштабу традиционным теориям. Они занимались идеологией научного метода, не сильно заботясь о том, что даст его применение, помимо безукоризненности занятия своим ремеслом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука