Читаем История социологической мысли. Том 2 полностью

Применение данной стратегии в социальных науках немедленно обнаруживало, что в подавляющем большинстве случаев мы имеем дело именно с такими тезисами, от которых, согласно критериям физикализма, следует как можно скорее отказаться. В этих науках не счесть фиктивных понятий и сущностей, «скрытых качеств» и т. п., которые никак не относятся к единственно доступным опыту пространственно-временным образованиям. К пресловутым «сонным конструкциям умирающей теологии» можно причислить, например, такие понятия, как «душа», «эго», «сознание», «личность», «свободная воля», «цели». Гуманисты с упорством высматривают в наблюдаемом поведении людей какую-нибудь иную реальность – «скрытую» или «более глубокую». «Физикализм, – говорил Нейрат, – не знает „глубины“, все на поверхности»[810]

. Согласно его постулатам, «‹…› все то, что появляется в таких утверждениях, как „то, что духовно“, „личность“, „душа“, должно или найти пространственно-временное выражение, или исчезнуть из науки»[811]
. Поэтому в своей программе социальных наук Нейрат высказывался в пользу бихевиоризма (он говорил о «социальном бихевиоризме», что, однако, не имело ничего общего с американским употреблением этого термина, в котором самым важным было то, что бихевиоризм должен быть социальным, а не то, что он должен быть ортодоксальным бихевиоризмом), утверждая, что наука знает «‹…› только такое поведение человека, которое можно наблюдать и запечатлеть научными методами»[812]
. Социальные науки рассматривают людей так же, как другие науки рассматривают животных, растения и камни. Однако Нейрат не присоединялся ни к какой определенной разновидности психологического бихевиоризма, а в отношении Уотсона у него были даже серьезные возражения. По сути дела, «бихевиоризм» являлся для него лишь другим названием «физикализма» и «материализма». Можно отметить (не уделяя этому все же слишком много внимания), что Нейрат отнюдь не исключал появления возможности на новом языке описать некоторую часть явлений, которыми занимались метафизики, и сделать это с помощью их наблюдаемых индикаторов[813]
.

Адресатом антиметафизических нападок Нейрата на социальные науки (поскольку в этом контексте рассматриваемая в общих чертах теология не имела значения) стали в первую очередь «понимающая» немецкая гуманистика, в особенности Дильтей, Зомбарт, Риккерт и Макс Вебер как сторонники «понимания» – «поэтической активности», которую невозможно контролировать. Об этой активности Нейрату особенно нечего было сказать. По его мнению, она имеет отношение к науке не большее, чем чашка кофе, которая так же может побудить ученого к работе. В случае с гуманитарным «пониманием» в игру вступает одно из двух: либо чистая мистика в виде замещения научного наблюдения проникновением в предполагаемые душевные состояния других людей, либо нормальная научная процедура, представляемая, неизвестно почему, странным способом. Иначе говоря, «понимание» или не представляет ценности с познавательной точки зрения, или де-факто не является «пониманием»[814].

Но на этом критика гуманистической социологии не заканчивается. Нейрат критиковал работу Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» за гипостазирование понятия протестантского этоса. Он писал: «В строго научной социологии можно описать только поведение людей в определенное время, их обычаи, образ жизни, производственные процессы и т. д., чтобы затем поставить вопрос, как в результате взаимодействия друг с другом этих обычаев и прочих обстоятельств возникают новые обычаи. Есть протестанты, но нет протестантизма. Физикалист может только констатировать, что люди, ведущие определенный образ жизни и употребляющие определенные выражения во время религиозных церемоний (и в другие моменты), однажды начинают вести себя иначе, а также употреблять иные выражения»[815]. Нейрат признавал некоторую ценность наблюдений Вебера, но считал, что их следует представить совершенно другим языком.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука