Читаем История социологической мысли. Том 2 полностью

Главную причину такого положения дел Ландберг видел в отсутствии теории, которая могла бы служить опорой для эмпирических исследований. Пока что социология располагает лишь обобщениями здравого смысла на тему предполагаемых закономерностей человеческого поведения, обобщениями, в основе которых лежат «анимистические, антропоморфические и теологические предпосылки». Кроме того, язык социологии неточен, а эмпирический смысл важнейших терминов остается неопределенным. Существующие обобщения не упорядочены научными методами[833]. Тот же «анимизм», который ученик Ландберга Уильям Р. Каттон-младший сделал антонимом «натурализма», в таком употреблении означает признание автономного существования некоторых «духовных», «нематериальных», «культурных» явлений и т. д., что приводит к абсурдному и вредному делению знания на два якобы независимых вида, хотя истинное знание ех definitione

[834] является единым знанием о природе, а история науки не что иное, как постепенное расширение понятия природы ценой «анимистических» представлений о «духе»[835]
. Такие понятия, как «воля», «чувство», «цели», «мотивы», «ценности», – это «флогистон социальных наук», свидетельствующий не столько об их родовой независимости, сколько об отставании от естествознания, которое уже давно избавилось от терминов, которые нельзя операционализировать. Как видите, мы имеем дело со взглядами, в общих чертах соответствующими физикализму Нейрата.

Впрочем, Ландберг брал пример с физики даже слишком буквально. Он, правда, не пользовался термином «физикализм», но ввел в свою социологию особый жаргон, который должен был свидетельствовать о близости к физике. Например, он пишет так: «Сегодня физики считают правильным объяснять физические явления прежде всего в терминологии гипотетических элементов: электронов и протонов

. Свойства, приписываемые данным единицам ‹…› это притяжение и отталкивание особого рода ‹…› Объединение электронов и протонов в разного типа группы разнообразных симметричных взаимных связей образует материю. Все субстанции, имеющие одинаковую геометрическую структуру электронов-протонов, схожи друг с другом ‹…› Социальные науки занимаются ‹…› поведением этих конфигураций электронов-протонов, которые называются социальными группами, в основном человеческими. Удобнее иногда использовать разные слова для обозначения поведенческих механизмов различных систем или уровней конфигурации электронов-протонов. Однако основные понятия движения, энергии и силы так же применимы ко всякому поведению. Следует к ним присмотреться и помнить о них в тот момент, когда мы начинаем рассматривать высокоспециализированные формы процессов, с которыми мы имеем дело, занимаясь социальным поведением»[836].

И еще одна цитата, представляющая, как выглядел «физикализм» Ландберга в действии: «Тяжесть – это то, что физики измеряют в единицах меры веса с помощью инструментов, подобранных в соответствии с изучаемым поведением ‹…› Подобно тому, как тяжесть всегда соотнесена с центром некоей массы в ее отношении к другим факторам (например, расстояния), так и обобществление, объединение и распад объединения всегда соотнесены с какой-то группой и ее (социальной) дистанцией (или с иным отношением) до других индивидов или групп. Основное значение обоих терминов – измерение расстояния до некоей позиции

. Эту позицию, то есть позицию социального движения в данный момент, я буду называть статусом»[837]. И так далее, и так далее с намерением «научного» представления и объяснения социальных процессов.

В сущности, это было возвращением (которого избежал Нейрат) к физикалистскому жаргону в стиле Кэри, хотя в качестве авторитета Ландберг обращался уже не к Ньютону, а к Эйнштейну. Из этого «перевода» социологии на язык «физики» не следовало бы практически ничего, если бы не заключение, которого, кажется, до Ландберга никто не сформулировал столь же решительно: в научной социологии все можно измерить, в противном случае речь идет о мнимом бытии, не заслуживающем внимания. То, что не поддается квантификации, не существует. Следовательно, онаучивание социологии требует не только преодоления ложной («анимистической», «дуалистической» и т. д.) концепции действительности, но и создания соответствующих инструментов для измерения и квантификации социальных явлений. Впрочем, одно зависит от другого: слабая философия задерживает разработку научной методологии, отсутствие же последней делает невозможным искоренение слабой философии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука