Читаем История социологической мысли. Том 2 полностью

Самые скудные высказывания Ландберга касаются непосредственно социальной жизни. Образ социума, который мы можем получить, основываясь на них, составляет равнодействующую трех элементов. Во-первых, американской социологической традиции, откуда Ландберг позаимствовал понимание социальной интеракции как процесса коммуникации человеческих индивидов при помощи символов[842]. Во-вторых, физикалистских аналогий, уподобляющих социальные процессы процессам, описанным физиками, в результате чего символическое взаимодействие принципиально не отличается, с этой точки зрения, от всех других разновидностей взаимодействия. В-третьих, требований операционалистской методологии, ведущих к разрушению обычно используемых социологами категорий (таких, как, например, «индивид» и «общество»). Социология в понимании Ландберга не занимается уже ни обществом, ни группами, ни индивидами, а только некоторыми измерениями этих предполагаемых целостностей, вычлененных исследующим и измеряющим происходящие процессы субъектом[843]. Это должно привести к «‹…› формулированию доступных предвидению последовательностей (принципов) поведения в ситуациях, достаточно стандартных и достаточно точно определенных для того, чтобы в каждой ситуации было возможно использование этих принципов с целью измерения ее значимых отклонений от стандартной ситуации»[844]. В таком случае мы напрасно искали бы в работах Ландберга образ социума, сопоставимый с представлениями других социологов. В его случае мы имеем дело с полностью искусственным миром, созданным для того, чтобы удовлетворить требования Научного Метода.

У Ландберга – реформатора социальных наук, как когда-то у Нейрата и ранних позитивистов, также были амбиции социального реформатора, это были амбиции двоякого рода. Во-первых, господствующую культуру он считал «шизофренической» и утверждал, что в настоящее время наука и только наука может обеспечить людям «систему координат», необходимую для обретения равновесия и чувства безопасности. Во-вторых, наука должна сыграть важную роль в качестве инструмента социальной инженерии. Второе в известном манифесте Ландберга Can Science Save Us? было выдвинуто на передний план. Манифест стал в социологии своего рода символом ученого, который стремился обрести технически безошибочное знание, не задаваясь вопросом, где и для чего это знание можно применить. «Мы старались показать, – писал Ландберг, – что наука как наиболее успешный инструмент достижения любых целей, какие мы могли бы перед собой поставить, должна быть с радостью встречена всеми людьми независимо от того, согласны ли они в вопросах о конечной причине, происхождении и предназначении человека. Короче говоря, мы заявляем только о следовании древнему предписанию – „отдать кесарю кесарево“. Иными словами, науке следует отдать то, что принадлежит науке, метафизике – то, что принадлежит метафизике. Таким образом, в предложениях, изложенных в данной книге, нет ничего, что не могло бы получить поддержку со стороны приверженцев любых религий, любых политических или экономических лагерей, каких бы целей они ни стремились достичь»[845]. Ландберг провозгласил идеал нейтрального социального знания, что было в его глазах следствием признания этого знания частью естествознания. Между прочим, именно против такой концепции роли социологии была направлена изданная несколькими годами ранее книга Линда Knowledge for What? The Place of Social Science in American Culture

[846] (см. раздел 16).

4. Дальнейшая судьба неопозитивизма в социологии

Ни одна из двух рассмотренных в этом разделе концепций «научной» социологии, как мы уже сказали, не получила непосредственного продолжения в более серьезном масштабе. Тем более то же самое можно сказать и о работе Dimensions of Society

[847] (1942) Стюарта К. Додда, которого Ландберг справедливо считал сторонником взглядов очень схожих со своими. Так же сложно указать социологов, кроме тех, о которых тут уже шла речь, которые бы независимо от них высказывали аналогичные взгляды. Во второй половине ХХ века единственным значимым мыслителем, который так же страстно провозглашал идеи философии естественных социальных наук, был психолог-бихевиорист Беррес Фредерик Скиннер (Burrhus Frederic Skinner
) (1904–1990) – автор таких работ как «Наука и человеческое поведение» (Science and Human Behavior[848], 1953) и «По ту сторону свободы и достоинства» (Beyond Freedom and Dignity, 1971).

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука