История социологической мысли. Том 2

Роль Парсонса в американской социологии заключалась в том, что он был, как сам себя называл, «неизлечимым теоретиком» и предпринял почти беспрецедентную[884] для середины ХХ века попытку построить всеобъемлющую теоретическую систему. В эпоху триумфа эмпирической социологии Парсонсу хватило смелости заявить, что социология более всего нуждается в теории, а также доказывать, вопреки устоявшимся предубеждениям, что теория не вытекает сама по себе из процесса сбора данных, так как данные сами в определенном смысле являются производными теории. В научной автобиографии Парсонс цитировал Хендерсона, выражая согласие с ним: «Факт есть утверждение, относящееся к опыту, сформулированное в категориях понятийной схемы»[885]

. Парсонс решительнее любого другого социолога своего поколения отстаивал точку зрения, что наличие у ученого соответствующих теоретических категорий составляет основополагающее условие эффективности его работы. По его мнению, факты для исследователя не просто «данные»; «‹…› социология не tabula rasa, на которой вещи, называемые „фактами“, записывают свои определенные и необходимые пути и формы»[886]

. Социология должна не только вести к теории (это утверждали, по сути, все), но и в определенном смысле с теории начинаться.

Теоретическая система, которую Парсонс тщательно создавал в течение почти полувека, необычна по крайней мере по двум причинам: (а) По сути, это система не отдельно взятой социологии (хотя главным образом в социологии она была встречена с живым интересом), а социальных наук в целом, каждая из которых находит в ней отдельное место и оказывается расположенной определенным образом по отношению к социологии. Практическим выражением этого подхода была упомянутая выше организация междисциплинарного факультета социальных отношений, заложившая тесное сотрудничество социологов с психологами и антропологами. (б)

 Данная система находится на очень высоком уровне абстракции. В связи с этим Сорокин язвительно писал, что «‹…› ячейки сети абстракции так велики, что практически все эмпирические рыбы выскальзывают, а рыбак-исследователь остается с пустыми руками»[887]. Парсонс никогда особенно не беспокоился о том, имеют ли его конструкции достаточную эмпирическую основу, и, за исключением сравнительно небольшого числа работ, не претендовал на то, чтобы писать о «реальном мире». Отсюда распространенное убеждение в крайне абстрактном характере данной теории и даже сомнения в том, может ли она принести практическую пользу. Для Парсонса почти никогда конкретная проблема не становилась отправной точкой. Он создавал общую теорию, обычно предоставляя другим беспокоиться о том, годится ли эта теория для чего-нибудь, кроме ее собственного совершенствования.

В этом месте заметна разница между Парсонсом и Мертоном, другим выдающимся создателем социологического функционализма, который, однако, заботясь о его практическом и эмпирическом характере, предлагал пока что остановиться на теориях среднего уровня, так как считал, что «‹…› этот поиск универсальной системы социологической теории ‹…› так же заманчив и так же бесперспективен, как все те многочисленные всеобъемлющие философские системы, которые заслуженно преданы забвению. Этот вопрос следует хорошенько обсудить. Некоторые социологи все еще пишут так, будто надеются тут же получить формулировку „той самой“

общей социологической теории, достаточно обширной, чтобы охватить огромный массив точно установленных деталей социального поведения, организации и изменения, и достаточно плодотворной, чтобы направить внимание исследователей в русло проблем эмпирического исследования. Все это я считаю совершенно неактуальным и апокалиптическим представлением. Мы не готовы к этому. Проделано мало подготовительной работы»[888].

Парсонс не испытывал никаких сомнений в этом вопросе, хотя, как кажется, у него не было четко сформированного мнения, что должна собой представлять данная общая теория – свод понятий или свод утверждений. В The Social System он называл ее «понятийной схемой» и «общей социологической теорией»[889]. Однако он, несомненно, был (хотя бы потому, что создал негативно воспринятую многими другими авторами систему координат) одним из главных инициаторов дискуссии о том, чем должна быть современная социологическая теория.