Читаем История социологической мысли. Том 2 полностью

Наконец, (в) теоретическая система Парсонса была ориентирована на синтез всего хоть сколько-нибудь ценного, что было создано в социальных науках, а особенно в социологии. Важной частью его научного начинания стало новое прочтение истории социологии (особенно со времен Макса Вебера, Парето и Дюркгейма), призванное обнаружить в ней не столько множество теорий, сколько зарождающуюся единую теорию. В работах Парсонса прямо-таки навязчиво повторялась мысль о конвергенции социологических концепций о том, что социология обладает мощным фундаментом, на котором может строить[890]. Эта идея стала главной также в монументальной антологии

Theories of Society. Foundations of Modern Sociological Тheory (1961), подготовленной Парсонсом совместно с Эдвардом Шилзом, Каспаром Д. Нагеле и Джесси Р. Питтсом.

Парсонс заложил в современной социологии новый подход к наследию классиков социологии. Он больше не заключался ни в регистрации бесчисленных «школ», которая во многих случаях была искусством для искусства, ни в освоении результатов работы отдельных авторов, соединенном с игнорированием или резкой критикой остальных. Взаимоотношения Парсонса с наследием строились на предпринимаемых раз за разом попытках сформулировать действительно общие положения всей дисциплины. Таким образом он освоил значительные фрагменты работ таких авторов, как Макс Вебер и Дюркгейм, Парето и Фрейд, Тённис и Кули, Спенсер и Малиновский. Этот список постоянно пополнялся. Наименьшую благосклонность Парсонс проявил в отношении Маркса, которого склонен был считать банальным «утилитаристом». Что более странно, он демонстрировал неприязнь таже в отношении Сорокина и Знанецкого, хотя должен был разглядеть в них как минимум своих предшественников в деле строительства теории социальной системы.

Не имеет значения, была ли трактовка всех упомянутых мыслителей Парсонсом полностью верной с точки зрения скрупулезного историка социологии. Более важным представляется то, что работа этого теоретика являлась одной из самых серьезных попыток интеграции теоретических достижений социологии и преодоления большей части ее традиционных дилемм. Части теоретических альтернатив у Парсонсa становились аспектами одной общей теории. Волюнтаризм и детерминизм, антинатурализм и натурализм, индивидуализм и холизм, психологизм и социологизм, статика и динамика оказались связанными в рамках одной системы. Во всяком случае, таким, несомненно, был замысел Парсонса.

Поэтому иногда говорится об эклектизме Парсонса, демонстрировавшего поистине удивительную легкость, с которой он уходил от спорных вопросов. Но именно этому «эклектизму» мы обязаны интересным экспериментом, который позволяет ответить на вопрос, способна ли современная социология образовать единую общую теорию. Результат этого эксперимента, однако, представляется отрицательным. В сущности, Парсонсу не удалось даже обеспечить социологию единой понятийной схемой, хотя именно к упорядочиванию социологической терминологии он приложил исключительно много усилий, за что его обвиняли в вербализме и схоластике. Парсонсовский понятийный аппарат в значительной степени остался его исключительной собственностью. Еще сложнее складывалась судьба наследия Парсонса как единого целого, и даже для самых преданных представителей функционализма оно не было нерушимым каноном. Функционалистский канон следует искать скорее в таких работах, как Human Society (1948) Кингсли Дэвиса или Тhе Structure of Society (1952) Мариона Дж. Леви.

Социальное действие

Почти невозможно представить теорию Парсонса в виде изложения для учебника по крайней мере по двум причинам. Во-первых, она разработана чрезвычайно подробно и носит энциклопедический характер. Во-вторых, с годами она дополнялась и изменялась, в результате чего вопрос континуации и изменений мысли Парсонса становится самостоятельной темой. В литературе соперничают две позиции. Согласно одной, взгляды автора The Structure of Social Action в сороковые годы кардинально изменились – из социального бихевиориста он превратился в макрофункционалиста, то есть в автора The Social System

[891]. Согласно другой позиции[892], Парсонс во всех своих работах демонстрировал далекоидущую последовательность, смещая скорее акценты, чем основные теоретические ориентиры.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука