История социологической мысли. Том 2

Дискуссии на тему функционализма, вероятно, в небольшой степени способствовали лучшему его пониманию и не оказали серьезного влияния на сам функционализм, хотя, возможно, ускорили, например, формулирование функционалистской теории изменения. При этом трудно, не обращаясь к контексту тех дискуссий, понять некоторые сформировавшиеся тогда концепции, поскольку их сторонники достигали самоопределения именно путем полемики с функционализмом. Это касается, в частности, теории конфликта и теории изменения, которые Уолтер Л. Уоллесс отнес, впрочем, вместе с функционализмом к одной категории структуралистских (не смешивая их при этом с инспирированным языкознанием структурализмом в социальной антропологии), то есть таких, которые стремятся объяснять социальную реальность при помощи исследования отношений между так или иначе выделенными частями или элементами[924]

.

4. Теория конфликта

Название «теория конфликта» неудачное, поскольку, во-первых, если функционализм не стал, как утверждал, например, Хоманс, теорией в строгом значении этого слова, тем более ей не стала так называемая «теория конфликта»; во-вторых, если даже мы отклоним данное, справедливое впрочем, замечание, сомнения будет вызывать употребление единственного числа. Речь идет о целом ряде теорий или нетеорий, общей чертой которых было только то, что в центре внимания оказывались явления социального конфликта

, проигнорированные функционалистами. По этой причине многие авторы или вовсе избегают определения «теория конфликта», или используют менее обязывающее слово «перспектива». Однако остается фактом, что такое название вошло в употребление и выступает также в некоторых новых публикациях, хотя из других бесследно исчезло. Оно служит для определения как некоторых классических концепций (например, Маркса как теоретика классовой борьбы или социальных дарвинистов как теоретиков борьбы за существование, то есть всех многочисленных мыслителей, которые демонстрировали отсутствие консенсуса, конфликт во всех смыслах слова)[925], так и концепций, сформулированных в ходе противостояния с функционализмом.

В данном противостоянии социальный конфликт, несомненно, принадлежал к числу ключевых тем. Иначе, впрочем, и быть не могло: если функционализм придавал решающее значение нормам и ценностям, связывающим членов общества и делающим возможными их сосуществование и сотрудничество, естественной, если можно так сказать, реакцией по крайней мере части его критиков должно было стать предоставление фактов, совершенно не соответствующих такому образу общества, то есть свидетельствующих о столкновениях интересов, насилии, конфликтах и социальной борьбе, а также, разумеется, нарушении социального равновесия и как следствие – изменениях. Это означало серьезное смещение центра заинтересованности социологии, но само по себе еще ничего не предопределяло, потому что могло привести или к некоторому видоизменению функционалистской позиции, или к поискам абсолютно иной «парадигмы».

Как станет ясно, первая возможность отнюдь не исключалась благодаря существованию введенного Мертоном понятия дисфункции, каким бы второстепенным ни было его значение в самом функционализме, склонном прежде всего к изучению эвфункций[926]

. Но, как писал Ральф Дарендорф, «‹…› в каждой науке резидуальные категории являются отправной точкой для дальнейшего развития. Похоже, что внимательный анализ проблем, скрывающихся в структурно-функциональной теории под термином „дисфункция“, автоматически выводит нас на след полной смысла социологической теории конфликта»[927]. Поэтому наиболее реалистичным было широкомасштабное обращение к проблеме социального конфликта без постановки под вопрос достижений функционалистов в целом. Лучше всего это видно на примере Льюиса А. Козера и Ральфа Дарендорфа, особенно первого из них, по сути основавшего функционалистскую теорию конфликта, тогда как Дарендорф, по правде говоря, рассматривал свою теорию как необходимую функционализму конкуренцию, но предвидел их будущий синтез.

Умеренные версии «теории конфликта»