Читаем История социологической мысли. Том 2 полностью

Протест против таких концепций (то есть прежде всего против функционализма) должен был привести к принципиальной переориентации социологической мысли, обратив ее от рассмотрения социальной реальности как данности к рассмотрению механизмов межчеловеческих контактов, благодаря которым эта реальность постоянно заново «выстраивается» участвующими в ней мыслящими субъектами. Говорили, что функционалистская социология отягощена грехом «неуместной конкретности» (misplaced concretness), который состоит в том, что ее адепты в большей степени считают реальностью сконструированную ими «систему», чем непосредственно данные действия индивидов.

Как нетрудно заметить, ориентированная таким образом критика функционализма была склонна упускать либо недооценивать содержавшиеся в нем, по крайней мере вначале, элементы «волюнтаристской теории действия». Функционализм представлялся здесь как крайний социологизм, который сводит область возможных человеческих выборов к альтернативе конформизма или отклонения от устоявшихся норм и ценностей. Его представителей упрекали в том, что они оставляют за рамками дискуссии социальный порядок, принимая его просто как данность[963].

Как писал Дэвид Уолш, «‹…›парсонсовская модель социальной системы не может удовлетворительно объяснить, каким образом сами действующие индивиды понимают содержание ролей и соответственно организуют свое поведение. Подобно другим функционалистам, Парсонс рассматривает нормы и ценности как формальные правила взаимодействия, фиксирующие степень общего согласия взаимодействующих индивидов по поводу соответствующих проблем. Однако принять идею общего согласия означает принять в качестве предпосылки то, что должно быть объяснено. Нормы и ценности представляют собой всего лишь идеализированные и обобщенные правила, ожидания, определения ситуаций (то есть социальные значения). Проблема заключается в выяснении способов их функционирования. Как сами индивиды представляют себе правила и наделяют их значением? ‹…› Как они узнают, какое правило применимо к данной ситуации? Как им удается решить, соответствует ли действие правилу? ‹…› Ни один из этих вопросов не ставится да и не может быть поставлен при таком подходе, когда социальные правила рассматриваются как детерминанты деятельности внутри социальной системы, хотя решить их и необходимо для понимания истинной природы социального действия и социального порядка. Впрочем, сторонники системного подхода не ставят этих вопросов потому, что принимают как само собой разумеющееся факт существования социального порядка, воплощенного в институционализированных нормах и ценностях, интернализуемых индивидами в социальном мире»[964]

.

Критика функционализма с таких позиций была симптомом существенной переориентации социологической мысли, которая к концу XX века делалась все более явной, выдвигая на первый план роль человеческой субъективности и растущее недоверие к такому видению социальной жизни, в котором индивид оказывается всего лишь продуктом безличных структур. Какими были теоретические источники этой переориентации, точно сказать трудно. С полной уверенностью можно упомянуть два: одним, несомненно, стал основанный Джорджем Г. Мидом символический интеракционизм; вторым – феноменология в том виде, который придал ей Альфред Шюц. Не возвращаясь здесь к особенностям этих направлений (см. разделы 13 и 15), отметим, что границы между ними в наши дни оказались в какой-то мере размытыми, а в эпоху великого спора с функционализмом оба служили источником аналогичных по сути аргументов и лозунгов. Это взаимное наложение идей различного происхождения прекрасно прослеживается в таких программных публикациях тех лет, как «Понимание повседневной жизни. К реконструкции социологического знания» (

Understanding Everyday Life. Toward the Reconstruction of Sociological Knowledge, 1970) под редакцией Джека Д. Дугласа или цитированные выше «Новые направления в социологической теории» (New Directions in Sociological Theory
, 1972). О некоторых других публикациях этого круга речь пойдет в следующей главе. Это направление, судя по всему, не дало значительных работ и выдающихся личностей, однако решающим образом способствовало созданию интеллектуальной атмосферы, в которой функционализм утратил позиции социологии tout court, если когда-нибудь и занимал их[965].

7. Гофман: новая социология?

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука