Читаем История социологической мысли. Том 2 полностью

Middletown in Transition – это прежде всего трактат о конце Америки фронтира, Америки вольных, равных, предприимчивых пионеров. Мнения, которых придерживались жители Middletown’а, кажутся Линду анахронизмами, не соответствующими действительности. Это видно отчетливее тогда, когда он заново поднимает проблематику классовой структуры Манси. Классовая структура, описанная в Middletown, не была, в сущности, иерархичной: она охватывала две основные группы людей, каждая из которых по-своему зарабатывала на жизнь и не находилась из‐за этого «выше» или «ниже»; образец независимого предпринимателя был привлекательным для всех и точно так же для всех – в соответствии с американским мифом – достижимым, по крайней мере потенциально. В 

Middletown in Transition классовая структура проявляется у Линда как многоуровневая иерархия, более того, в Манси он изучает семью Х, которая имела возможность осуществлять исключительный контроль над многими сферами жизни городка. Деление местного общества на классы начинает у Линда ассоциироваться с неравенством участия во власти, в чем он предвосхищает отдельное направление исследований локальных сообществ, очень активное после Второй мировой войны, и вносит свой вклад в открытие американской социологией homo politicus. Добавим, что классовая структура, открытая Линдом, имеет, в отличие от школы Уорнера, объективный характер: представляет собой значительный факт в жизни местного сообщества, хотя его члены еще склонны его не замечать, оставаясь в рамках представлений другой эпохи.

Призвание социальной науки

Публицистическая страсть Линда нашла, однако, самое полное выражение в книге «Знание для чего? Место социальной науки в американской культуре» (Knowledge for What? The Place of Social Science in American Culture, 1939), которая была составлена из цикла лекций, прочитанных в Принстоне в 1938 г. Автор Middletown полностью отказался здесь от роли бесстрастного хроникера американской провинции и выступил в роли трибуна, рассуждающего о делах американского общества как целого и обучающего своих коллег тому, что со времен Миллса привыкли называть «социологическим воображением». Собственно говоря, именно Линд положил в США начало течению критической социологии, которым позже автор «Белых воротничков» и его продолжатели в шестидесятых годах занимались. Связующим звеном между двумя ролями, в которых Линд стал известен, – ролью хроникера и ролью трибуна – было его убеждение в необходимости постоянного столкновения мифов с действительностью, а также в важной воспитательной роли социологии.

Knowledge for What? – это классический образец литературы, посвященной определению призвания социологии, и одновременно интересное свидетельство кризиса идейного и теоретического сознания, который затронул американскую социологию в конце тридцатых годов, приведя в результате к отвержению парадигмы Чикагской школы. «Для социальных наук настала критическая пора»[344], – констатировал Линд в самом начале своей работы.

Он видел две причины нарастающего кризиса социальных наук. Прежде всего, эти науки проявили неспособность справиться с насущными социальными проблемами и выступать против господствующих мнений. Они не сумели не только действенно повлиять на решения политиков, но и изменить те принципы обыденного мышления, которые разительно противоречили реальности преобразующейся Америки. Ограничив себя, к примеру, методами естественных наук, социальные науки признали «естественным» все то, что существует и поддается наблюдению, ошибочно предполагая наличие какого-то скрытого порядка, который ученый должен лишь открыть. «Исследователи общества, – писал Линд, – склонны соглашаться с нашими нынешними институтами как фактами социальных наук и трактовать их как „систему“, которая ex definitione

управляется соответствующими законами, чтобы затем пытаться открыть эти законы как законы социальных наук»[345]. Если и можно говорить о порядке культуры, то с тем только условием, что он будет трактоваться не как что-то данное по образу и подобию явлений природы, а как нечто созданное людьми. Задачей социальных наук является не столько открытие гармоничного порядка, сколько «встраивание его» в социальную действительность.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука