Читаем История социологической мысли. Том 2 полностью

По мере специализации, а также институционализации социальных наук антропология и социология уже с конца XIX века становились все более обособленными дисциплинами, подчас совершенно изолированными. Это произошло как под влиянием требования разделения труда, которое началось уже в эволюционистскую эпоху, так и под воздействием еще по крайней мере двух обстоятельств. Первым был углубляющийся кризис теории социальной эволюции (как, впрочем, и всего эволюционистского Weltanschauung[361]

), которая по сути своей требовала союза социологии с антропологией как наукой о самых ранних фазах одного и того же пути развития. Вторым было датируемое последним десятилетием XIX века возвращение антропологов к полевой работе, благоприятное для обращения к такой проблематике, о которой социологи, даже эмпирики, могли сказать все меньше. Каждая из этих двух дисциплин начала в результате формировать собственные интересы, термины и исследовательские техники.

Разумеется, ситуация не выглядела одинаково во всех странах: в одних (например, во Франции), единство антропологии и социологии осталось почти ненарушенным, в то время как в других (например, в США) поддалось значительному ослаблению несмотря на упоминаемые ранее усилия некоторых социологов, стремившихся воспользоваться теми или иными уроками антропологии. В Германии, где исследования культуры пошли путями Allgemeine Kulturgeschichte[362]

или Die Völkerkunde[363]
, отношений между интересующими нас тут дисциплинами вообще почти не было, если не считать их косвенных взаимосвязей через философию культуры.

Такое положение вещей находит свое отражение в исторических работах, в которых принимается во внимание, в общем, только та или другая дисциплина, минуя сферы общности и взаимного влияния, хотя в определенных случаях они кажутся очень важными. Они становятся очень существенными тогда, когда представители какой-либо из этих наук не ограничивают своих амбиций сбором и поверхностным упорядочиванием данных. Каждая попытка построения общей теории делает из антрополога социолога, а из социолога – антрополога, так как основные теоретические дилеммы этих двух наук были и остаются одинаковыми. Станислав Оссовский в своих рассуждениях «Об особенностях социальных наук» абсолютно правильно рассматривал их вместе, учитывая, впрочем, также и социальную психологию. Таким образом, стоит посвятить немного внимания развитию антропологических концепций, хотя мы все же не занимаемся здесь историей антропологии самой по себе, потому что ей посвящено много отдельных трудов[364]. Тому есть несколько причин.

1. Антропология и социология

Во-первых, в сфере антропологии (и не только социальной антропологии, но и культурной антропологии, и этнологии[365]) находят свое непосредственное продолжение важные для социологии теоретические и методологические дискуссии (либо имеют в этих дисциплинах свои эквиваленты), а отдельные антропологические взгляды (например, критика эволюционизма, функционализм) оказали заметное влияние на направление развития теоретической рефлексии в социологии. Во многих случаях антропологи решительно опередили социологов своей теоретической осведомленностью, а в некоторых ситуациях (Англия межвоенного времени) в деле создания социальной теории просто заменяли их.

Во-вторых, антропологи, вопреки упрощенному взгляду, не обязательно занимаются так называемыми первобытными обществами (дописьменными культурами), а довольно часто считают себя призванными высказываться о современном обществе и обществе в целом. Многие из них склонны полагать, что выделяет их скорее точка зрения, чем объект исследования. В сущности, ни один из выдающихся социальных или культурных антропологов не утверждал никогда, что его работа имеет значение только лишь для познания так называемых первобытных обществ. Они преимущественно видели в последних своего рода «лабораторию», позволяющую открывать истины более широкого радиуса действия. Для многих антропология была всего лишь «ответвлением социологических исследований»[366]. Впрочем, появлялись и многочисленные антропологические исследования о современных обществах (такие, как хотя бы разбираемые в предыдущем разделе работы Уорнера).

В-третьих, антрополог XX века все реже имеет дело с изолированными «традиционными» сообществами, зато все чаще – с проблематикой их распада, модернизации, культурного контакта и т. д. и на этом поле неизбежно встречается с социологом. Решительно теряет актуальность популярное не так давно противопоставление обществ «традиционных» «современным», а также «первобытных» «цивилизованным». Традиционный объект антропологических исследований так или иначе исчезает в современном мире.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука