История социологической мысли. Том 2

(в) Антропологи из круга Боаса решительно отвергли предположения эволюционной антропологии, критика которой как на уровне теории и методологии, так и на уровне отдельных взглядов на системы родства, тотемизм и т. д. была возобновлена еще в двадцатых годах, хотя эволюционизм в США и был тогда уже перевернутой страницей истории науки (его начатый Уайтом ренессанс начался только после Второй мировой войны). Среди принципов эволюционизма ученики Боаса сохранили, собственно говоря, только один, а именно принцип, утверждающий единство человеческой природы. Но этот принцип, по их мнению, не объясняет ни одного из явлений культуры и поэтому имеет самое серьезное значение только в контексте полемики с расизмом. Эта критика эволюционизма была весьма разносторонней (намного более всесторонней, чем его критика функционалистами, которые сконцентрировались на концепции пережитков), однако прежде всего она метила в постулат причинного объяснения культурных явлений, а следовательно, и в уверенность, что антропология является открывающей законы естественной наукой.

(г) Учеников Боаса характеризовал, так же как и их наставника, крайний культурный релятивизм. Этот подход, лучшее толкование которого кратко излагает последний раздел «Моделей культуры» Рут Бенедикт, заключается, коротко говоря, в отказе от признания какой-либо одной культуры нормой и оценивания других культур с помощью критериев, взятых за пределами их самих. С этой точки зрения нет культур худших или лучших, а есть только разные.

(д)

 Характерным для круга Боаса было убеждение в общественном призвании антропологии: эта наука должна была формировать взгляды обычных людей (и в определенных случаях и в самом деле она их формировала, потому что упомянутые «Модели культуры» достигли только на английском языке тиража более полутора миллионов экземпляров), популяризируя установки понимания и толерантности по отношению к другим культурам; также она должна была помогать формировать проcвещенную политику.

(е) Ученики Боаса соглашались, что антропология является (или должна быть) наукой исторической, а следовательно, занимающейся отдельными конкретными культурами без претензий на установление чего бы то ни было, что имело бы повсеместное применение. Историчность антропологии не была все же для них тождественной концентрации всех интересов на исторической реконструкции, на воссоздании хронологической последовательности событий. Крёбер говорил прямо, что «фактор времени» «‹…› не представляет собой ‹…› самый важный критерий, отличающий исторический подход. Пространственные отношения могут и иногда должны занять место временных соотношений». Признаком «исторического подхода» нам кажется прежде всего «‹…› стремление понять явления в нетронутом состоянии как таковые, насколько это только возможно; в отличие от подхода, применяемого неисторическими науками, которые начинают с декомпозиции явлений с целью понимания процессов как таковых»

[408].

Постулирование всеми учениками Боаса «исторического» подхода проявлялось по крайней мере двояко. В определенных случаях это вело к диффузионистской трактовке культуры, характерной для многих подробных, особенно ранних, исследований «школы» Боаса, в которых культуру понимали как собрание отдельных «черт» (traits

), a прогресс антропологии видели в их максимально полной регистрации и описании. Рут Бенедикт писала в своей докторской диссертации, что основным фактом человеческой природы является то, что «‹…› человек строит свою культуру из отдельных элементов, комбинируя их между собой снова и снова, и пока мы не отбросим того суеверия, что результатом этих комбинаций является функционально связанный организм, до той поры мы будем неспособны объективно взглянуть на нашу культурную жизнь, а также контролировать ее проявления»[409]. Уважение «историчности» фактов означало здесь то, что ученый удерживался от их подчинения схемам, которые создал органицизм.

В других случаях все же сильна была тенденция (самым известным ее проявлением были «Модели культуры» того же автора) подчеркнуть прежде всего то, что качества и идентичность культуры зависят не от отдельных элементов, а от того контекста, в котором они выступают. В результате значительную популярность в кругу учеников Боаса получили такие понятия, как «конфигурация», «модель», «стиль», позволяющие говорить об интеграции культуры без использования «внешних» по отношению к исследуемой действительности органицистических категорий. Крёбер определял культурные модели как «‹…› такие уклады или системы внутренних отношений, которые придают культуре сплоченность, план, предотвращая ее превращение исключительно в накопление случайных крох»[410].