Проблема интеграции культуры стала, впрочем, в «школе» Боаса главным, пожалуй, центром дифференцирования точек зрения. Все соглашались, что каждая культура создает определенную конфигурацию
или имеет свою оригинальную модель или стиль (расплывчатость этих понятий оправдывает в определенной степени взаимозаменяемое их использование; можно было бы также, как это случалось у Крёбера, ввести термин «профиль»). Возможны были, однако, как минимум два разных подхода к проблеме: культуралистский и психологический. Оба отчетливо одновременно проявляются, например, в работах Рут Бенедикт, которая выделяет implicite два порядка или уровня этой интеграции: с одной стороны, порядок элементов культуры, а с другой – порядок установок и эмоций[411].Крёбер и Сепир представляют эти два подхода к проблеме интеграции культуры почти в чистом виде: первого интересовали конфигурации культуры, рассматриваемые независимо от реакций индивидов, в то время как второй старался их открыть именно в индивидах, рассматривая надындивидуальную культуру как абстракцию. Это новая версия спора, с которым в истории социологии мы сталкивались неоднократно.
Крёбер в известном и достаточно критично принятом в кругу Боаса, стоящем на фундаменте социологического номинализма, трактате «Cверхорганическое бытие» (The Superorganic
, 1917) развивал взгляд на культуру, который у многих интерпретаторов ассоциируется с социологизмом Дюркгейма, так как содержал отказ от того, чтобы «‹…› заниматься индивидуальностью или индивидом как таковыми»[412], а также предложение объяснять культурные явления только другими культурными явлениями. Это научное сочинение было направлено прежде всего против биологизма и само по себе не было свидетельством никакой антибоасовской ереси; одновременно с этим, однако, оно содержало в себе концепцию культуры как «сверхорганического бытия» (сам термин происходит, как мы уже знаем, от Спенсера), а также явное предположение, что речь идет о реальности sui generis.В своих более поздних работах Крёбер был склонен смягчать некоторые крайние формулировки, способные вызвать подозрение в том, что он исповедует какую-то новую разновидность крайнего антиноминализма, и все же он не перестал упорствовать во мнении, что для исследований культуры любой редукционизм является убийственным. Так, например, в 1948 г. он писал: «В то время как индивиды, несомненно, создают и производят ‹…› культурные формы
, наши знания об этих индивидах и, беря шире, наши знания о человеческих обществах бесспорно подводят нас, когда речь идет об объяснении культурных форм, и они не способны вывести специфические культурные последствия из специфических психических или социальных причин. В действительности психологические и социальные понятия и механизмы вообще не годятся для описания культурных форм»[413]. Этот взгляд поставил Крёбера в решительную оппозицию к culture and personality approach.Этой исключительной очарованностью «культурными формами» мы обязаны двум наиболее интересным, хоть и не самым лучшим работам Крёбера: «Три века моды в женской одежде: количественный анализ» (Three Centuries of Women’s Dress Fashion. A Quantitative Analysis
, совместно с Джейн Ричардсон, 1940), а также монументальному произведению «Конфигурации культурного роста» (Configurations of Culture Growth, 1944), которое Сорокин справедливо размещает в том же самом ряду, что и трактаты Шпенглера и Тойнби[414], разбираемые нами в следующем разделе. В этой работе Крёбер занимается ни много ни мало, как развитием науки, философии, скульптуры, живописи, музыки, литературы и государственной организации в Древнем Египте, Индии, Китае, Японии, Иране и арабских странах, греко-римском мире, во Франции, в Германии, Италии, Испании, Англии, Голландии, Швейцарии, Скандинавии, России, Польше и Северной Америке.Это произведение обо всем, и, как можно было бы ожидать, оно не приносит никаких новых положений ни об одной из рассматриваемых культур. Зато оригинальной в нем является попытка обнаружения определенных пространственно-временных моделей развития культуры путем выделения мест и моментов увеличения его интенсивности. Это книга по истории культуры, в которой творцы культуры рассматриваются лишь как «показатели культурных явлений». Проведенные Крёбером анализы не ведут к установлению никаких закономерностей, а только открывают «конфигурации», показывая, что на те или иные периоды приходилось усиление творчества в разных областях и на разных территориях.