Петр
Довольно ей, что я ее люблю.
Люблю в душе. А ласки ни к чему.
И вообще, я так решил, барон,—
Жениться в зрелом возрасте, не раньше
Лет двадцати иль двадцати пяти…
Остерман
Ваше величество, угодно ль вам
Сегодня быть в Совете? Вы давно
Там не были.
Петр
Опять? Я там бывал.
И лишь скучал. Скажите мне, барон,
Зачем такое множество законов?
Не лучше ль выбрать добрых пять иль и
И их блюсти.
Остерман
Законы, государь,—
Законы рассыхаются, как бочки.
Их надо конопатить каждый день,
Чтобы лазеек не было.
Петр
Лазеек?
На то ли бог помазал нас на царство,
Чтоб только татей за руку хватать?..
Тогда вам нужен псарь, а то и — пес…
Я нынче отбываю на охоту…
Вы недовольны? Скажете опять,
Что я бегу от книг?.. И вправду я
Книг не люблю: веселых очень мало,
А больше нудных.
Остерман
Книги, государь,
Нас приучают мыслить.
Петр
Ну и что ж.
Я мыслю сам. Я мыслить сам учусь.
Особенно, когда лежу в постели —
И думаю… Я думаю о том,
Что добрым быть нельзя и что вокруг
Все лгут. И улыбаются. Да, да!..
Всем кажется, что я еще дитя.
Но я уж взрослый. Я припоминаю —
Совсем недавно не был я любим!
Теперь меня все любят. Но не любят,
А притворяются… Небось, боятся…
Вот был учитель Зейкин… Он как будто
Любил меня… А где-то он сейчас?..
Я ведь тогда один на свете жил…
Я матушку не помню. И отца.
Мне бы хотелось бабушку увидеть…
Зачем ее упрятали от нас,
Туда, в Москву?.. Скажите мне, барон,—
Я вас давно уже хотел спросить…
Как было все тогда… с моим отцом?
Он умер сам?.. Скажите мне, барон…
СЦЕНА VII
В доме Меншикова.
Светлейший князь сидит в кресле у окна, распахнутого на Неву.
Меншиков
Я вновь здоров, как будто возвратился
В былые сочные свои года.
Вновь слышу пенье птиц и ветра гул
И каждый запах пробую ноздрями.
А руки к делу тянутся опять,
И хочется веселья, и затей,
И празднества!.. Порядком надоело
Беседовать со смертью! Вот лежал
И думал: для чего сей шум листвы?
И для чего вино и прелесть бабья?..
Когда меня трепала лихорадка
И кровь шла горлом, страха я не знал.
Ведь смерти лишь в младенчестве страшатся,
А чем старей — боязни меньше в нас.
Смерть — краткий миг. И все, что дивно в мире,
Все кратко. Спуск ли корабля на волны,
Последний сладкий трепет любострастья,
Или восторг, испытанный в бою!..
Вот ради этой краткости блаженной
Мы все живем… И где иная цель?
Побольше нашуметь на этом свете,
А там навеки кануть в тишину.
Бессмертье — что оно? Лишь дальний отзвук
Громов, рожденных нами… Грех, добро —
Все смешано в том отдаленном громе…
Вот праведники — для чего живут?
Пылинку сеют, вырастят былинку!
Конечно — польза. Но она скудна!
Что сто былинок в сей большой державе!
Всем поровну? Но это нищета!
И сам господь разумно разделил
Людей на нищих помыслом и силой
И на счастливых пахарей судьбы,
И всех людей соединил в державе.
Держава — смысл людского бытия,
Она есть царство божье на земле.
Она возносит, судит, награждает,
Наш каждый шаг осмыслен только в ней.
Как различать поступки? Что есть грех
И что добро? Одна держава знает!..
…Какой сегодня ясный, теплый день!
Как хороша Нева и этот город,
Где все мое, где лучшие года
Мои прошли! Как было все легко,
Как было беззаботно и счастливо!
И рядом он, великий государь!
Такой, бывало, в сердце был восторг,
Что пуля не брала и сабля тоже…
Вот помню Нарву! То-то был я хват!
Как выскочил под стены на коне
Под самые под шведские картечи!
Какая фурия во мне была!
А пули, словно пчелы, в волосах —
Жу-жу! А у меня на сердце радость
И дикость некая! И, как сейчас,
Гляжу: у пушки шведский канонир,
Такой чумазый, махонький, смуглявый,
Навел в меня и бахнул! Я кричу:
«Врешь! Не попал!» И радостно, как будто
Целуешь бабу. Но и этот болдырь
Вошел в газард. Бабах! И снова мимо!
И тут за мной в пролом пошли полки!..
Ну разве позабудешь это счастье!
А пили как! Так нонче разве пьют!
От счастья пили, а не от печали,
Замешивали радость на хмелю…
Любая баба с вечера желанна,
А утром — бой, а за полночь — пиры.
Так молодость прошла. Но каждый возраст
Имеет назначение свое.
Что юность строит — зрелость сохраняет.
А нам немало строить довелось!
И мне досталось дивное наследство
Хранить и умножать… Кому еще
Так это дорого, как мне? И кто
Российской славы может быть блюститель?..
Я! Я один!.. Пора и за дела!
Прочь лекарей!.. Я вновь здоров, как прежде!..
Эй! Что за шум?.. Толпа на берегу!
Барахтается кто-то!.. Тонет! Эй!
Да нешто так!.. Пускает пузыри,
А эти зря толкутся! Заробели!
Эй, черти! Лодку! Лодку! Вот народ!
Постойте! Ничего не могут сами!
ИНТЕРМЕДИЯ 2
1-й мастеровой
Кого хоронят?
2-й мастеровой
Никого не хоронят.
Человек на Неве тонет.
1-й мастеровой
Эй, спасай! Спасай!
Левей, левей бросай!
2-й мастеровой
Не хочет спасаться, леший…
1-й мастеровой
Гляди, гляди — сам светлейший!
2-й мастеровой
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги