Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине

Иногда мы направлялись к морю с другой стороны, к так называемому Корнишу, очаровательной дороге, идущей по берегу к Бизерте. Здесь по скалам разбросан ряд фортов – Эн-Эч, Сен-Жан, Papa, – во всех них живали русские беженцы. Когда в корпусе одно время наступило увлечение велосипедным спортом, то Корниш сделался любимейшим местом прогулок. Если подъемы давались тяжело, часто даже слезали с велосипедов, зато по восхитительному Корнишу несколько километров, почти до самой Бизерты, можно было проехать на свободном колесе. Последний этап был до того приятен, что нередко группа возвращалась опять к высокому пункту Корниша, чтобы испытать удовольствие вновь… На привалах можно было свернуть с шоссе, пройти по межам, путаясь в огромных кустах ежевики, которую арабы не едят, уверяя, что от нее портится зрение. Ежевика крупная и душистая – ею мы объедались на прогулках, приносили в изобилии домой, на варенье и кисели…

Прогулки в Бизерту обычно связывались с каким-нибудь делом в городе: необходимостью самому отправиться на почту, зайти в магазины, к парикмахеру. Часто заканчивали кинематографом. Кино помещалось в недурном театре «Гарибальди». В нем музыканты были исключительно русские, явившиеся сюда многие без инструментов и без нот и быстро вставшие на ноги. Маленький городок скоро сделался совсем русским уездным городом. Русских служащих можно было встретить и в аптеке, и в кондитерской, и на телеграфе… В Бизерте мы любили заходить в арабские кварталы выпить вкусного кофе или на улице тут же, у жаровни, съесть сосиску, начиненную как будто одним перцем, после чего горело во рту до самого Сфаята. Справив все дела, поев винограда или фиников, с пакетами в руках почти все сходились на Place de la Republique против Орозди-Бака. Тут подбиралась компания – нанять арабскую лошадку, чтобы не идти пешком. Араб-извозчик везет и всю дорогу болтает…

Всевозможные семейные праздники в первое время выражались у нас в чрезвычайно обильном угощении. В этом сказался своеобразный этап нашего времени – тоска по сытой еде и особенно сладкому. По приезде за границу у нас можно было заметить какую-то сахарную лихорадку, усиленное потребление шоколада, конфет, печений. На покупку всего этого тратились большие деньги (в Константинополе мичман К. проел на халву несколько миллионов рублей – правда, каких?!), и в первое время на африканском берегу мы меняли на плитку шоколада бессчетные «колокольчики»… Выработалось даже на этих званых обедах особое меню – глинтвейн и всевозможные торты занимали первое место. Потом сладкое нам надоело, но некая склонность сфаятцев к торжественному пиршественному сопровождению разных случаев нашей жизни продолжала быть существенной чертой наших нравов…

Но самыми торжественными днями в Морском корпусе были большие праздники, вроде Рождества или Пасхи, и особенно 6 ноября, день святого Павла Исповедника, престольный праздник Морского корпуса. Этот день праздновался особенно пышно, с ним связывалось у моряков много личных дорогих воспоминаний:

Шестое ноября – красивый праздник флота,Бал в залах корпуса, на берегах Невы…

Здесь, на африканском берегу, он получил довольно точное оформление. К нему готовились задолго. У этого праздника были свои традиции: когда-то, кажется, Императрица Анна Иоанновна прислала в этот день кадетам на обед гуся, и с тех пор стало традицией вводить в меню торжественного обеда этого дня жареного гуся. В наших условиях выполнить это было довольно трудно, но старались: закупались гуси, и за несколько дней до обеда около сфаятского камбуза носились перья ощипанной птицы. Впоследствии, в виде символа, стал подаваться один гусь, на главном месте, перед гостями.

Съезд гостей со всей эскадры начинался уже накануне. Собирались моряки, воспитанники Морского корпуса. В наших условиях этот день был не только днем воспоминаний: корпус, как учебное заведение, еще существовал и еще мог дать соответствующую теоретическую подготовку…

Начинался праздник торжественной побудкой – вместо обычного горна приходил целый оркестр, и веселые, бодрящие звуки марша сразу создавали праздничное настроение. Затем в переполненной церкви молебен. Парад. Батальон выстраивается перед воротами форта с оркестром на правом фланге. Медленным церемониальным шагом выносят знамя. Величественная минута: «На караул!» Встреча командующего эскадрой. Несколько приветственных слов, поздравления, громкий ответ, и – «к церемониальному маршу!». Белые, стройные ряды приходят в движение и с музыкой – веселое, быстрое шествие, увлекающее зрителей своим ритмом, стройностью и бодростью. Зрители обычно поднимались на фортовый вал, оттуда картина была как на сцене – красивая, импозантная… Номер требовал выучки, и кадеты всегда тщательно готовились к этой церемонии… Бывали курьезы: на одном параде у маленького кадетика соскочила туфля, но он не растерялся, ничем не нарушив строя, а так как все было белое – и носки и туфли, то в общем не было заметно.