Как Мэй ходила в гости

Плюшевый шмель, подаренный Саре, был из моего детства, а остальные из этой же серии сложены в коробке в подвале. Впрочем, несколько шмелей я все же примостила на фиалки африканские, что растут на подоконнике в ванной. Эти пятисантиметровые игрушки в черно-желтую полоску наделены войлочными крылышками и усиками-антеннами из черной пряжи. А другие две сидят передо мной на рабочем столе: одна — на розовом сантиметре, а другая — на небольшом мраморном пресс-папье в виде птички. Только во время полета домой я вдруг поняла, что мраморная птичка в доме, где пытается свить гнездо осиротевшая семья, выглядит довольно печально. Но ведь и судьба шмеля не менее печальна, когда его закрученное в штопор жало после укуса остается под вашей кожей. И когда шмель пытается улететь, из него вырываются все внутренности, и он умирает, если только вы ничего не придумаете, чтобы аккуратно извлечь это жало.

Открытки

Открытки, пересланные Нирой, были от Лео. Адрес он взял у отца. На картинке был мой университетский тис, хотя Лео этого не знает, а текст был таким: «Записался на вечерние лекции по определению растений. Занятия начнутся через две недели. Лео».

Я поставила открытку на подоконник перед раковиной.

После визита к Нире мы с отцом уже побывали в «Эль Пуэрто», но об открытке я с Лео не говорила, еще не получив ее. Я похвалила Лео за смекалку: вдоль Променада он установил под будущие растения бочки из-под виски, причем деревянные, а не пластиковые. Я предупредила, что землю в них надо насыпать под завязку, предварительно проложив на дне (для дренажа) слой из пластиковых бутылок. Лео поблагодарил меня за совет, и мы с отцом продолжили ужин.

После визита к Нире у меня последовал трехнедельный цейтнот на работе. Блейка попросили помочь в создании университетской фермы. Он знал, что к тому идет, просто наша администрация тяжела на подъем, когда дело касается перемен в социальном ландшафте, ну а мы обсуждали выбор растений более года. Мы уже знали, где именно будет заложен питомник: один из потомков отцов-основателей выделил под него большой кусок земли. Уже и плакат повесили: «Здесь будет заложен университетский питомник, который расширит возможности образования и даст представление о навыках выживания во взрослой жизни».

По словам Блейка, университет хочет, чтобы все было исключительно на органических удобрениях, а еще будут куры-несушки, пасека и небольшое стадо коз.

— Можно еще добавить туннельную теплицу, — прибавил он.

— А нам хватит земли на все это? — спросила я.

— Нет. — Блейк никогда не отличался многословностью.

Я частенько возвращалась в то самое кафе, где повстречала престарелых подружек за их каждодневным кофе. Я уже знала, что их зовут Марис и Хелен, и с удовольствием присаживалась где-нибудь поближе. Разговаривали они мало, изредка обсуждая общих знакомых и их недуги. Марис, маленькая и худенькая, любила выкурить сигаретку — и тогда они обе выходили на улицу и присаживались возле горшка с пурпурными фиалками. В особо холодные дни, ведь на дворе стоял промозглый март, они приходили в пальто и долго снимали их. Иногда Мари читала вслух гороскопы на каждый день — низким, хриплым голосом, который только и может быть у заядлой курильщицы. Высокая и грузная Хелен внимательно слушала все эти краткие предсказания, и потом вдвоем они обсуждали их словно важные новости. Их общие друзья попадали почти на все знаки Зодиака, а если Марис и Хелен не могли припомнить такового или таковую, то обращались к бариста с вопросом: «Вы когда родились?» Все бариста их знали, и хозяин кафе тоже, а также владельцы магазинчиков поблизости. Иногда подруги спорили, но это не заканчивалось ничем плохим.

В детстве девочки играют в дочки-матери, то есть в семью. А ведь вся прелесть дружбы состоит в том, что друзья, в отличие от родственников, — это не данность, а свобода выбора. И еще интересно понять: мы заводим друзей или находим их? Эмили Дикинсон считала самым правильным определением «сотворение дружбы».

Однажды в конце марта, вдохновленная примером Лео, я решила послать открытку брату. Время от времени он переписывался с отцом по электронке, но мы, брат и сестра, не поддерживали связь уже много лет. Моей открытке предстояло быть пересланной публично — почтовой службой США на расстояние в три тысячи миль, но при этом сам процесс написания, наклеивания марки на конверт и отправки казался мне до невероятности интимным. Ведь мой посыл предназначался одному-единственному человеку, безо всяких там подписчиков.