Как Мэй ходила в гости

— Ходж! — воскликнула я. Это был кот Сэмюэля Джонсона. Ходж восседал на толстом томе, перед ним лежали две пустых устричных раковины, а внизу была выбита цитата из Джонсона: «Весьма замечательный кот».

— Роуз, это потрясающе. — Я порывисто обняла подругу, тем самым удивив и себя, и ее.

— Экспозиция тут небольшая, но я подумала, что тебе захочется взглянуть на башенку, в которой он работал над своим словарем.

Вся прелесть как раз и состояла в небольшой экспозиции. После смерти Джонсона мебель его оказалась утеряна, и комнату, которая, если верить музейной надписи, являлась спальней, оформили как библиотеку. Так что кровати тут не было вообще. На создание словаря ушло девять лет, хотя прежде Джонсон утверждал, что уложится в три. Словарь опубликовали в 1744 году, и вплоть до выпуска Оксфордского словаря английского языка через 173 года словарь Джонсона считался основным. Он и по сей день входит в число величайших научных книг, когда-либо составленных одним человеком. Мы пробыли в музее более часа, для меня это рекорд, а потом отправились перекусить в ближайшем пабе.

Когда мы возвращались домой, пришла картинка от Ванессы — грифельная доска на кухне, а на ней надпись «Мэй рулит!». «Это от Колби, — откомментировала Ванесса. — Им понравились твои наборы Lego, и ты получила статус лучшего друга».

Я показала послание Роуз.

— Это твоя подруга из Нью-Йорка? — спросила она.

Я кивнула.

— Та самая, которая вся такая сервизная? Чтобы все сочеталось?

Скорее всего она имела в виду Линди.

— Нет, та подруга живет в Коннектикуте.

Стоит признать, что Роуз и впрямь не нравился стиль одежды Линди. Но ведь главное в дружбе быть добрым и не предать.

— В ее стремлении к «сервизности» есть свои причины, — прибавила я и хотела было убрать телефон в карман.

— Ты что, не ответишь ей? — поинтересовалась Роуз.

И под присмотром Роуз я написала: «Меня никогда не хвалили с грамматическими ошибками, очень приятно».

Ванесса прислала хитрую рожицу, и Роуз рассмеялась.

Мимо нас, держась за руки, прошли две женщины моего возраста. Роуз тоже обратила на них внимание. Бросив сигарету на землю (с трудом выдерживаю, когда она мусорит), Роуз взяла меня за руку. Я никогда так не шла с подругой. Не помню, сколько нам оставалось кварталов, но мы так и шли до самого дома.

Стояла роскошная июньская погода, но пару дней мы почти не выходили на улицу. Давно не получала такое удовольствие от домоседства. Одежда моя до сих пор не приехала, но мне и так было хорошо. Квартира эта идеально сочеталась со своей хозяйкой. Тут все было устроено только под Роуз, и при этом мне было здесь легко и уютно. Подруга моя постоянно беспокоилась, что я скучаю, но я говорила, что это не так. Мы гоняли чаи, разговаривали. Я могла часами глядеть в парк и на пруд, возле которого прыгали черные вороны. Дома Роуз не курила, и когда она спускалась с сигаретой на улицу, я была предоставлена самой себе, радуясь, будто это мой собственный дом. Роуз занималась рисунками, эскизами, и раз в день мы гуляли в Клэпхэм Коммон, древнем парке с тремя прудами, викторианской эстрадой и таким количеством разнообразных свободно растущих деревьев, что глаза разбегались.

— Тебе точно не скучно? — снова спросила Роуз во время одной из таких прогулок. Взгляд мой упал на плакат с детишками, что радостно возятся в земле. На картинках про коллективное садоводство почему-то все время изображают именно их, хотя из собственного опыта знаю, что в основном это пожилые люди.

— Если надо, то я готова, — сказала я, указывая на плакат.

— Не хочешь взглянуть на Лондонский Тауэр? Большинство людей горят таким желанием.

Мы остановились, чтобы посмотреть, как старушка с ходунками поправила согнувшуюся лилию, вернув ее к своим сестрицам.

— Я не хочу взглянуть на Лондонский Тауэр, — сказала я.

— Может, хочешь познакомиться с кем-то из моих друзей? Готова устроить праздничный ужин.

— Ради бога, не надо.

— Но тебе не кажется, что мы слишком обленились?

Я сказала, что алчность, зависть, гордыня и гнев наносят вред другим, обжорство — самим себе. Но леность — просто стремление двигаться медленнее, чем остальные, и в этом нет никакого преступления. И вообще, седьмым смертным грехом я бы назначила отчаянье.

— Ладно, уговорила, — сказала Роуз, потащила меня к эстраде и сфоткала на фоне красной колонны.

— Хоть одна туристическая картинка с тобой для отчета.

Мы вернулись домой, и Роуз проверила почту.

— Это тебе. — Она протянула мне открытку, удивленно вскинув брови.

На этот раз я получила летний снимок университетского сада с высоты птичьего полета. «Ты здесь такую красоту сотворила, — писал Лео. — Просто хотел напомнить».

Мой багаж прибыл вечером четвертого дня — не через двадцать четыре часа, как обещали, но мне было все равно. Звонок из авиакомпании поступил в десять вечера, и мне сказали, что багаж доставят в течение двух часов.

— Вы еще не будете спать? — спросила оператор.

— А если буду?

— Тогда договоримся на завтра. Мы не можем оставлять багаж под дверьми, вы должны расписаться.

Я поинтересовалась, есть ли гарантия, что не более чем через два часа.