Я старался удерживать восприятие зеленых пузырьков и в то же время слышать его голос. Не знаю, как долго я старался, но внезапно я понял, что могу слушать его и все же сохранять вид пузырьков, которые продолжали проходить, медленно уплывая из моего поля восприятия. Голос дона Хуана продолжал убеждать меня последовать за одним из них и взобраться на него.
Я не знал, как мне это сделать, и автоматически произнес слово «как». Я почувствовал, что оно было очень глубоко внутри, а когда оно вышло, то понесло меня к поверхности. Слово было подобно бую, который вышел из моей глубины. Я услышал свой голос, произносящий «как», — он напоминал собачий вой. Дон Хуан тоже завыл, как собака, а потом издал несколько криков койота и засмеялся. Я подумал, что это очень забавно, и тоже засмеялся.
Дон Хуан сказал очень спокойно, чтобы я позволил себе прикрепиться к пузырьку и следовать за ним.
— Вернись, — сказал он. — Войди в туман! В туман!
Я вернулся и заметил, что движение пузырьков замедлилось и они стали большими, как баскетбольные мячи. Они стали такими большими и медленными, что я мог рассмотреть каждый во всех деталях. Это были вовсе не пузырьки, и они не походили ни на мыльный пузырь, ни на воздушный шар, ни на любой другой сферический предмет. Они не имели определенной формы и тем не менее занимали определенное место. Не были они и круглыми, хотя, когда я впервые воспринял их, я мог бы поклясться, что они круглые, и образ, который пришел мне на ум, был — «пузырьки». Я рассматривал их, как будто смотрел через окно; то есть рама окна не позволяла мне следовать за ними, а давала только наблюдать за их приходом и уходом из поля моего восприятия.
Когда я перестал рассматривать их как пузырьки, оказалось, что я могу следовать за ними; следуя за ними, я прикрепился к одному и поплыл с ним. Я действительно чувствовал, что двигаюсь, и фактически был пузырьком, или тем, что походило на него.
Затем я услышал пронзительный звук голоса дона Хуана. Это встряхнуло меня, и я потерял свое чувство. Звук был чрезвычайно пугающим; это был отдаленный голос, очень металлический, как будто дон Хуан говорил через громкоговоритель. Я разобрал некоторые из слов.
— Посмотри на берега, — сказал он.
Я увидел очень большую массу воды. Вода неслась. Я мог слышать шум ее движения.
— Посмотри на берега, — снова велел дон Хуан.
Я увидел бетонную стену.
Звук воды стал ужасно громким; звук поглотил меня. Затем он внезапно исчез, как будто его обрезали. У меня было ощущение темноты, сна.
Я стал осознавать, что погружен в оросительную канаву. Дон Хуан плескал водой мне в лицо и что-то говорил. Затем он окунул меня в канаву. Он вытянул мою голову вверх, над поверхностью, и позволил мне положить ее на берег, держа меня сзади за воротник рубашки. В моих руках и ногах было очень приятное ощущение. Я вытянул их. Глаза устали и зудели, и я поднял правую руку, чтобы потереть их. Это было трудным движением. Рука казалась тяжелой. Я едва смог вынуть ее из воды, но когда я сделал это, она вышла, покрытая поразительной массой зеленого тумана. Я держал свою руку перед глазами и видел ее контур как более темную массу зелени, окруженную очень интенсивным зеленоватым свечением. Я поспешно вскочил на ноги, встал в середине течения и посмотрел на свое тело: моя грудь, руки и ноги были зелеными, густо-зелеными. Цвет был таким интенсивным, что у меня возникло ощущение вязкого вещества. Я выглядел подобно статуэтке, которую дон Хуан сделал для меня несколько лет назад из корня дурмана.
Дон Хуан велел мне выйти. Я заметил настойчивость в его голосе.
— Я зеленый! — сказал я.
— Брось! — сказал он повелительно. — У тебя нет времени. Вылезай оттуда. Вода вот-вот захватит тебя. Вылезай из нее! Вылезай! Вылезай!
В панике я выскочил.
— На этот раз ты должен мне рассказать все, что происходило, — сказал он как нечто само собой разумеющееся, когда мы сели лицом друг к другу в его комнате.
Он не интересовался последовательностью моих переживаний; он хотел знать только о том, с чем я встречался, когда он велел мне посмотреть на берег. Его интересовали подробности. Я описал стену, которую видел.
— Была стена справа или слева? — спросил он.
Я сказал ему, что стена была просто передо мной. Но он настаивал, что она должна была быть или справа, или слева.
— Когда ты впервые увидел ее, где она была? Закрой глаза и не открывай, пока не вспомнишь.
Он встал и поворачивал мое тело, когда я закрыл глаза, до тех пор, пока не повернул меня лицом на восток — в том направлении, к которому я был повернут лицом, когда сидел перед ручьем. Он спросил, в какую сторону я двигался.
Я сказал, что двигался вперед, прямо перед собой. Он настаивал, что я должен вспомнить и сосредоточиться на времени, когда еще видел воду как пузырьки.
— Куда они плыли? — спросил он.