Карлос Кастанеда, книги 1-3

Дон Хуан убеждал меня вспомнить, и, наконец, я должен был признать, что пузырьки, кажется, двигались справа от меня. Однако у меня не было той уверенности, которой он требовал. Под нажимом его расспросов я начал понимать, что не был способен классифицировать свои восприятия. Пузырьки двигались ко мне справа, когда я впервые увидел их, но когда они стали больше, то плыли повсюду. Некоторые из них, казалось, шли прямо на меня, другие словно метались во все стороны. Были пузырьки, которые двигались выше и ниже меня. Фактически они были везде вокруг. Я вспомнил, что слышал их Шипение, поэтому должен был воспринимать их ушами так же, как и глазами.

Когда пузырьки стали такими большими, что я мог «взобраться» на один из них, я «видел», что они терлись друг о друга, подобно воздушным шарам.

Мое возбуждение усилилось, когда вспомнились подробности моего восприятия. Дон Хуан, однако, совершенно не интересовался этим. Я сказал ему, что видел шипящие пузырьки. Это не был чисто слуховой или чисто визуальный эффект — это было что-то неопределимое, однако кристально ясное; пузырьки терлись друг о друга. Я не видел и не слышал их перемещения — я чувствовал его, был частью звука и движения.

Рассказывая о своем переживании, я сильно разволновался. Я держал его руку и тряс ее в сильном возбуждении. Я понял, что пузырьки не имели внешней границы; тем не менее они занимали определенное место, их края меняли форму и были неровными и зазубренными. Пузырьки сливались и разделялись с большой скоростью, однако их движение не утомляло глаз. Оно было быстрым и в то же самое время медленным.

Другой вещью, которую я вспомнил, рассказывая о своем переживании, было качество цвета, в который были окрашены пузырьки. Они были прозрачными и очень яркими и казались почти зелеными, хотя это было не то, что я привык воспринимать в качестве цвета.

— Ты уклоняешься, — сказал дон Хуан. — Эти вещи не важны. Ты задерживаешься на несущественных предметах. Направление — единственный важный вопрос.

Я мог только вспомнить, что двигался без какой-либо точки отсчета, но дон Хуан заключил, что так как вначале пузырьки плыли все время справа от меня — с юга, — то юг должен был быть интересующим меня направлением. Он стал настойчиво убеждать меня вспомнить, была стена справа или слева от меня. Я старался вспомнить.

Когда дон Хуан «позвал меня» и я, так сказать, всплыл на поверхность, то вроде бы стена была от меня слева. Я был очень близко к ней и мог различить желобки и выступы деревянной арматуры или опалубки, в которую был залит бетон. Были использованы очень тонкие полоски дерева, и рисунок, который они создали, был компактным. Стена была очень высокой. Мне был виден один конец ее, и я заметил, что он не имел углов, а плавно изгибался.

Он сидел молча некоторое время, словно думая, как расшифровать смысл моего опыта, и, наконец, сказал, что я не достиг многого и не выполнил того, что он ожидал.

— Что же мне полагалось сделать? Он не ответил, но сморщил губы.

— Ты все делал очень хорошо, — сказал он. — Сегодня ты узнал, что брухо использует воду, чтобы двигаться.

— Но видел ли я?

Он посмотрел на меня с любопытством, отвел глаза и сказал, что я должен входить в зеленый туман очень много раз, чтобы ответить на этот вопрос. Он чуть изменил направление нашего разговора, сказав, что я узнал не о том, как двигаться, используя воду, а о том, что брухо мог делать это и что он умышленно велел мне посмотреть на берег ручья, чтобы я смог убедиться в своем движении.

— Ты двигался очень быстро, — сказал он, — так же быстро, как человек, который знает технику. Мне было тяжело не отставать от тебя.

Я попросил его объяснить, что случилось со мной вначале. Он засмеялся, слегка покачав головой, как будто с недоверием.

— Ты всегда настаиваешь на знании вещей от начала, — сказал он. — Но нет никакого начала; оно есть только в твоих мыслях.

— Я думаю, что начало было тогда, когда я сидел на берегу и курил, — сказал я.

— Но до того, как ты курил, я должен был решить, что с тобой делать, — сказал он. — Я должен был бы рассказать тебе о том, что я сделал, а я не могу так поступить, потому что это приведет к новому предмету разговора. Поэтому, может быть, вещи были бы яснее для тебя, если бы ты не думал о началах.

— Тогда скажи, что произошло после того, как я сидел на берегу и курил.

— Так ты мне это уже рассказал! — сказал он рассмеявшись.

— Было хоть что-нибудь из того, что я сделал, важным?

Он пожал плечами.

— Ты следовал моим указаниям очень хорошо и без труда входил в туман и выходил из него. Затем ты слушал мой голос и возвращался на поверхность каждый раз, когда я звал тебя. Это было упражнением. Остальное было очень легко. Ты просто позволил туману унести тебя и вел себя так, как будто знал, что делать. Когда ты был очень далеко, я позвал тебя снова и велел тебе смотреть на берег, чтобы ты определил, насколько далеко ты ушел. Затем я вытянул тебя назад.

— Ты имеешь в виду, дон Хуан, что я на самом деле путешествовал в воде?

— Да. И очень далеко к тому же.

— Как далеко?

— Ты не поверишь.